«Можно сознаться и в поджоге Иртыша!»: в Центральном суде по делу Мацелевича начались прения
Фото: bk55.ru
Из 9 обвиняемых пока выступила только Татьяна Соседко — точнее, её адвокат.
В понедельник в Центральном райсуде Омска начались прения по делу предпринимателя Станислава Мацелевича, где он обвиняется сразу в нескольких преступных эпизодах, включая «организацию преступного сообщества». Кроме него в этом деле ещё 8 обвиняемых. Напомним, ранее — в 2020 году — в Первомайском суде уже вынесли обвинительный приговор Мацелевичу по двум статьям УК — № 160 ч. 4 — «присвоение или растрата, т. е. хищение чужого имущества, вверенного виновному, совершённое организованной группой», и ст. 174 прим.1 ч.4 п. «а» и «б» — «легализация (отмывание) денежных средств». Сейчас же предприниматель, отбывая тюремный срок по нему, выступает подсудимым в другом деле.
На нынешнем заседании заслушали представительницу одной из потерпевших сторон — СРО «Национальное объединение строителей» — и адвоката Олега Любушкина, защищающего одну из подсудимых — Татьяну Соседко.
Что касается первой, то она пояснила, что «зависшие» где-то деньги строительного СРО Мацелевича влияют на её организацию прямым и негативным образом.
«В случае исключения сведений о СРО из госреестра деньги компенсационного фонда подлежат зачислению на счёт в данном случае нашего «Национального объединения строителей», членом которого являлось и СРО «Первая гильдия строителей». Также деньги могут быть использованы в случае, когда к нам обращаются индивидуальный предприниматель или юрлицо, которые ранее являлись членами «НСО», с требованием о перечислении в другое СРО, в которое они уже вступили. Это первая цель, ради которой деньги и зачислялись. Вторая — осуществление выплат при наступлении субсидиарной ответственности. При этом в статье 55.16 Градостроительного кодекса указано, что права на средства в компенсационных фондах СРО, размещённых на специальных балансовых счетах, имеют владельцы счетов. Но при исключении требований какой-либо стороной из реестра права переходят «НСО».
Деньги нам в полном объёме не были перечислены, перечислена только часть. Мы выплачивали деньги по заявлениям ИП и юрлицам, но в полном объёме, естественно, удовлетворить требования не представляется возможным, уже сложилась такая практика, что если деньги в полном объёме не поступают, то отказываем ИП и юрлицам, далее они идут в суд с требованием перечислить их. И уже есть решения в их пользу, с нас взыскивают деньги в полном объёме с нашего счёта», — отметила представительница.
Именно неисполнение обязанностей в полном объёме и не позволяет компенсационному фонду вести выплаты, считают потерпевшие. Тем самым нарушены не только их права, но и права ИП и юрлиц, вынужденных для своей работы в бизнесе повторно платить эти взносы, когда они приходят в новую СРО.
«На сегодня мы распределили всю сумму, поступившую из компенсационного фонда на обеспечение обязательств, так что по этому основанию у нас уже нет возможности перечислять деньги, ну, а по привлечению — сложно будет сказать, какая конкретно сумма, которая придёт к нам в рамках арбитражных процессов. Таким образом мы поддерживаем свои исковые требования, которые были озвучены», — заключила юрист.
После этого копии претензий она отдала на ознакомление одному из подсудимых.
«Жизнь гораздо богаче норм Уголовного кодекса»
Речь Олега Любушкина получилась весьма длинной, аргументированной и одновременно яркой и эмоциональной. Он напомнил, что из адвокатов он вступил в этот процесс последним и знакомился с материалами дела в суде — это очень удобно, есть опись во всех томах, законченность и невозможность добавления чего-либо.
«Я судорожно искал в материалах дела доказательства вины своей подзащитной, чтобы выстроить защиту на противопоставлении доводам следствия доводов защиты. И убедился, что любое следствие по экономическим делам сейчас может моментально создать 100 томов. Для чего нужно просто прийти в офис, один, второй, третий, изъять документы, заняться их описанием. Чтобы потом адвокат — любой — их перечитал. И вот дело во многом состоит из статистических данных, а не доказательств вины Соседко. Доказательственного значения, на мой взгляд, они не имеют, но придают делу, так сказать, количественную фундаментальность, некоторый ореол таинственности, потому что не прочитав эти тома, не знаешь, что есть в этом деле, и опасаешься — мол, уж следователь-то знает, наверное, что там. Тем более выступивший на заседании прокурор, который попросил эти документы считать доказательством вины, в том числе моей подзащитной. Поэтому я построю своё выступление не на анализе статистических данных, а хочу убедить уважаемый суд в том, что главная ошибка, главная проблема следствия здесь — что главным деянием следователь обозначил незаконную банковскую деятельность. Так вот уголовный закон здесь применён, истолкован и понят абсолютно неверно», — заявил он.
«Nullum crimen sine lege»
Любушкин продолжил: да, можно создать реноме этому делу, вплоть до выступления официального представителя МВД Ирины Волк о том, что те, кто обналичивают деньги, занимаются незаконной банковской деятельностью. Но в УК указано в части 2 статьи 3 применение уголовного закона по аналогии не допускается. В законодательствах различных стран используется латинский тезис «Nullum crimen sine lege». То есть — нет преступления, если конкретное деяние прямо не запрещено уголовным законодательством. И если оно не представляет общественную опасность. В этом парадокс.
«Жизнь гораздо богаче и конкретнее, чем нормы Уголовного кодекса. Нормы Уголовного кодекса формализованы и следуют тем или иным деяниям, которые представляют общественную опасность. Затем законодатель его запрещает под страхом той или иной ответственности, об этом знают все, что оно запрещено, в том числе и Татьяна Соседко, если она его совершает — считается, что делает это умышленно. Если не совершает — считается законопослушной. Этот тезис достаточно активно используется в постановлениях Конституционного Суда, сразу же скажу, что мог бы привести в пример 10-20 постановлений, но избираю минимальное количество и остановлюсь на трёх», — уточнил адвокат.
В названных им постановлениях КС занимает правовые позиции, что уголовно-правовой запрет на совершение конкретных действий — самая острая форма реагирования государства на неблагоприятные для страны действия и их последствия. Уголовная ответственность появляется, если охрана соответствующих общественных отношений не может быть обеспечена должным образом с помощью правовых норм иной отраслевой принадлежности. Например — КоАП, ГК так далее. Поэтому все признаки уголовно-правового запрета должны быть детально расписаны в Уголовном кодексе, доведены до всех в опубликованном уголовном законе, а распространяться — только на будущее время.
«Запрет незаконной банковской деятельности, на мой взгляд, адресован органам, имеющим лицензию на совершение законной банковской деятельности. Совершить банковскую операцию, не являясь банком, нельзя. Никто и никогда меня не опровергнет в этом заявлении. Введение такого запрета в статье 172-й УК адресовано банкам, у которых отозвана лицензия. Я в этом уверен. Когда есть для них такой запрет, они выводят активы путём перечисления денег на своё усмотрение. В Омской области примером незаконных банковских операций может служить «Мираф-банк», который продолжал выводить деньги с коррсчёта банка после отзыва лицензии. В 8 утра у него отозвали лицензию — в 8-05 огромная сумма уходит за рубеж. Вот это незаконная банковская операция. Об этом писали СМИ, к уголовной ответственности был привлечён председатель совета директоров Марио Монхе-Симмонс, а также заместитель председателя совета директоров Насонов. Самого дела я не видел. Но! Я понимаю, что это в русле нашей защиты. Законодатель, понимая, что вывод банками активов за рубеж может быть очень опасным, вводит уголовную ответственность. Примеров сколько угодно. И общественная опасность незаконной банковской деятельности очевидна — банк выводом активов после отзыва лицензии лишает вкладчиков и клиентов возможности вернуть свои деньги. То есть делает их банкротами. Я ходил с исками клиентов «Мираф-банка» в суд, доказывал, что банк, зная об отзыве у него лицензии, совершал операции. Со мной спорили представители банка и говорили «А как вы докажете, что мы в 8-01 знали, что отозвана лицензия?» Да, тяжело простому гражданину, тяжело юрлицу доказать, что в 8-00 была отозвана лицензия. Даже эта информация закрыта. Поэтому мы пытались доказать и для меня было очевидно, что статья в УК нужна. Но не для Соседко Татьяны Викторовны!» — подчеркнул защитник.
Он настаивал: Соседко никогда в банке не работала, не совершала от его имени никаких действий и не могла совершить. Более того, банковские операции в этом деле совершали именно банки. Только банк может перечислить деньги, клиент приходит с платёжным поручением, поручает банку перечислить деньги, сам он это сделать не может. Принимает деньги на счета клиентов тоже банк. Как и удерживает комиссии. И все операции в деле являлись законными. Но парадокс в том, что Соседко якобы совершала незаконную банковскую деятельность в составе ОПГ, а банки — законную. Потому что никто не вникает, куда банк перечислил деньги.
«Да, чуть позже ввели закон 115-й против отмывания и легализации денег, чтобы бороться с экстремизмом и терроризмом. И здесь не перепоручили кому-то делать платежи, а банк обязали проверять, насколько обоснованным является тот или иной платёж. Наступил 2021 год и что мы сегодня слышим? Что операции на сумму свыше 600 тысяч рублей являются подозрительными, подключается Росфинмониторинг, он проверяет, зачем, например, Любушкин перечисляет 600 тысяч Николаеву. И Любушкин должен объяснить. Но перечислять он будет всё равно в банк. И парадокс обвинений именно в том, что совершает операции банк, а Соседко по мнению следствия занималась банковской деятельностью. Более того, по тексту обвинения Соседко для совершения банковских операций вступила в преступное сообщество. Ходила-ходила и решила вступить, чтобы совершать незаконные операции. То есть в сообщество, которое ни одной банковской операции совершить просто не могло. После трёх лет расследования дело, построенное на применении закона по аналогии, было направлено в Центральный суд. Уважаемый суд, я обращаю ваше внимание, что единообразие в судебной практике очень важно. Текст обвинения против Соседко изобиловал такими тезисами: «Характерными для банковского учёта способами формировались электронные файлы. Отражались поступления и расходование денежных средств. А также сумма комиссии за каждую операцию как аналог выписок о движении средств по банковскому счёту. Что по существу представляло банковские операции денежных средств». То есть следователь, направляя уголовное дело в суд, скрывал, что он применяет уголовный закон по аналогии», — отметил адвокат.
Далее он вспомнил и покойного профессора-юриста ОмГУ Михаила Гринберга: тот говорил, что почему-то правоприменители считают, что особенную часть законов знать надо, а общую часть почему-то игнорируют. Но базовые принципы нельзя закрепить в особенной части. Поэтому, повторился Любушкин, нет преступления без указания о том в законе и нельзя применять закон по аналогии. И это правило было нарушено именно в этом деле.
«И что делает Центральный суд 11 сентября 2017 года? Он возвращает прокурору уголовное дело с формулировкой о том, что формулировки обвинения не содержат указаний на фактически осуществлённую банковскую деятельность. И далее судья Полищук расписывает: взяли, перевезли, передали — это не банковская деятельность. Этому посвящено три листа постановления. Суды говорят: «Либо распишите банковскую деятельность, либо принимайте другое решение». … В ответ СКР увеличивает объём обвинения, добавляя статьи 173.1, 174.4, 159,4, не изменив ничего в обвинении Соседко. То есть не заметив указаний суда относительно толкований. Я не знаю, было ли в вашей практике такое, уважаемый суд, в моей адвокатской практике — никогда. Чтобы проходило дело через представление прокурора, возвращаясь в порядке 237-й, а следователь либо увеличивает объём обвинения, либо проявляет самолюбие и абсолютно не реагирует на указания суда. Мол, мы закон применяем самостоятельно. Так что вам как суду предлагаю полностью согласиться с тезисами Центрального суда от 11 сентября 2017 года. Разумеется, с позиции приговора, который вы будете выносить, с позиции терминологии, которая подобает. Однако появился Эйснер с его чистосердечным признанием в незаконной банковской деятельности, и вот здесь обращаю внимание, что для заключения внесудебных соглашений суды, как правило, не проверяют обоснованность обвинений. И не подвергают ревизии показания обвиняемых. Ну захотел Эйснер быть виновным в незаконной банковской деятельности, участником ОПС — суды говорят «Да ради бога!» Я с этой позицией не согласен, но такова практика. Уже и Верховный Суд говорит, что такие случаи надо оценивать в особом порядке, может ли судебный орган соглашаться с тем, что человек сам себя оговорил. Можно и в поджоге Иртыша признать себя виновным. Но я скажу вам так: я спрашивал у судей: «Как же так, к вам приходит невиновный человек в особом порядке по внесудебному соглашению, почему вы не критичны?» — «А зачем нам ещё голову ломать? Хочешь быть преступником — будь». Но следствие посчитало, что если есть Эйснер, есть приговор Зыряновой и Кунаковой, то это укрепляет обвинение», — далее высказался Любушкин.
Продолжив речь, адвокат напомнил, что важнейшей особенностью дел по экономическим преступлениям является бланкетность описания. Это обязывает правоприменителя в каждом случае обращаться к гражданскому, а в данном случае — к банковскому законодательству. Анализ его положений подтверждает мысль, что банковской деятельностью законной или незаконной может заниматься именно банк, но не его подзащитная. Более того, закон от 21 октября 1994 года о введении части первой Гражданского кодекса юридически ликвидировал экономическое пространство, которое было при социализме. И разрешил регистрацию и работу обычных хозяйствующих субъектов при соблюдении порядка регистрации, уплате госпошлин.
«У меня появилось личное наблюдение: юристы, которые оканчивали университеты в 1995-96 годах, эти нормы после экономической революции восприняли дословно. Они хорошо учились и поняли, что теперь новый алгоритм действий в сфере гражданского законодательства. Я могу создать 10 юрлиц, 100 договоров от них и оптимизировать свои расходы. Более того, это считалось юридической находкой — молодцы, оптимизировали. Ведь в 90-е годы были огромные налоги, все их платить было невозможно, потом уже законодатель стал их делать экономически обоснованными. А тут оптимизация. У Станислава Викторовича ООО называлось «Просто», я скажу «Сложно». Такое ООО хочет свои же деньги получить, не уплатив огромного количества налогов. Ему говорят: «Заключи договор с такой-то фирмой, оптимизируешь налоги», и никто не говорит о преступлении. … Затем то поколение юристов стало качественно другим… И когда накопилась критическая масса этих договоров, которые посягали только на одно — налоговую систему — ей причинялся ущерб. Но не в обиду никому будет сказано, посягающим на налоговую систему выступал тот субъект, кто деньги перечислял. Налоговая выявляла нарушения, доначисляла налоги, но никогда я не видел, чтобы руководитель юрлица, на счёт которого приходили деньги в таких схемах, привлекался к ответственности за уклонение от уплаты налогов», — заявил адвокат.
От такой речи сложилось впечатление: получается, бизнес привык работать с оптимизацией и условным созданием по 10 юрлиц, а теперь, когда государство «закручивает гайки» и часто «хлопает» за подобное, видя и обналичку, у бизнесменов возникает недоумение: «За что?» и «Почему такое происходит?» Если поверить в тезис о невиновности…
«Приходила в суд с пирожками — мол, арестовывайте»
Конкретизируя защиту именно Соседко, Любушкин добавил, что не установил её участия в какой-либо незаконной банковской деятельности: женщина, имея доверие Мацелевича, была замом директора в ООО «Юридическая фирма «Просто» и только лишь честно работала на этом посту. Одновременно имея обязанности и хозяйки в своём доме и матери ребёнка. После первых обвинений у неё даже было что-то вроде истерики и она напоказ выражала согласие, чтобы её арестовали — на одно из заседаний пришла с пирожками и говорила «Ну так арестуйте, если я виновна». Обошлось тогда домашним арестом, но и это, конечно, усложнило ей жизнь.
«Таким образом главной проблемой этого дела применительно к Татьяне Соседко является неправильное применение уголовного закона, что запрещено в статье 3 УК как нарушающее конституционно значимые гарантии, обесценивающее конституционно значимые ценности. Не хочу хвастать, но я участвовал и в процессе в Швейцарии по омским ребятам, которые стали работать там и их судили из-за денег, якобы незаконно похищенных или добытых в России. Стал изучать кодекс Швейцарии — и обратил внимание, что там долгое время действовал кодекс ещё 1913 года. И швейцарцы говорили — «А зачем менять? Что, люди изменились? У них появилась вторая голова, третья рука? Люди-то те же. … И я с таким удовольствием прочитал то, с чего я начал — «Nullum crimen sine lege», — заключил он.
Следующее заседание по этому делу — уже в среду, 27 января.