Как чувствует себя молодёжь в музеях, какие этапы нужно пройти, чтобы стать научным сотрудником, что такое урартский холодильник и как создать выставку "под ключ", читайте в нашем материале.
Наш корреспондент пообщалась с хранителем коллекции Урарту и Кавказа, научным сотрудником Отдела Древнего Востока Государственного музея изобразительных искусств имени А. С. Пушкина, кандидатом искусствоведения Рамилем Вергазовым и узнала, как мальчик из Омска, грезящий палеонтологией, стал хранителем Пушкинского музея в Москве.
Рамиль Вергазов
– Рамиль, как вы в детстве и юношестве относились к музеям? Ходили ли в них вообще?
– Начнём с того, что с детства я очень любил документальные фильмы, связанные с историей, искусством и археологией. Как-то мне это сразу запало в душу, и я проникся. Потом уже в более осознанном возрасте добавились походы в музеи. Подростком я достаточно часто бывал в омском музее имени М. А. Врубеля. Мне там нравилось, хотя не могу сказать, что я был в супервосторге. Но когда больше узнаёшь об искусстве, начинаешь им интересоваться, тогда и музей становится родным местом, куда ты приходишь подзарядиться.
– А чем ещё интересовались в детстве?
– Темы, связанные с палеонтологией, динозаврами. Но, мне кажется, этим "болело" всё моё поколение. Этому поспособствовал кинематограф, документальные передачи. Ещё любил рисовать, но художественную школу не оканчивал.
– Желание работать в музее – когда и как оно появилось?
– Сказать, что я с детства мечтал стать искусствоведом, – нет, это скорее выбор, который приходит с годами. В детстве я хотел быть палеонтологом, как один из героев фильма "Парк юрского периода".
– Детство и юность вы провели в Омске, почему решили уехать в Москву? Как приняла столица?
– После моего шестого класса мы переехали в Москву. Маме предложили работу, она давно мечтала перебраться в столицу, поэтому согласилась, и вместе с ней переехал и я. Моя первая школа в Москве – школа № 1113 с музыкально-театральным уклоном. Там с любовью к искусству было всё хорошо, даже была хореография вместо физкультуры. Я, во всяком случае, очень проникся. А вот уже в 9-м классе перешёл в 57 школу в гуманитарный класс. Когда встал вопрос, куда поступать, одноклассник мне рассказал, что на историческом факультете есть кафедра истории искусств. И я начал готовиться, приходилось много времени уделять русскому искусству, так как в школах МХК не всегда преподают хорошо, не в полной мере для вступительных экзаменов в вуз.
– А когда вы поняли, что вам интересно именно древневосточное искусство?
– Это было на первом курсе. Тогда я заинтересовался древневосточным искусством. Я сначала думал, про что можно написать, допустим, курсовую работу. Мой будущий научный руководитель, профессор Наталия Михайловна Никулина посоветовала заняться искусством Ахеменидского Ирана, потому что она сама этим занималась только применительно к глиптике – это искусство резных печатей. Я написал курсовую, меня эта тема заинтересовала, написал диплом, а потом уже и кандидатскую диссертацию.
– А помните, как первый раз попали именно сюда, в Пушкинский музей?
– Я учился уже в 57-й школе, нас привели смотреть Греческий дворик, слепки с оригинальных античных скульптур. Но это было такое первое знакомство. А потом уже когда на первый курс поступил, у нас здесь были выездные семинары "Описание и анализ памятника". Тогда у меня уже появился пропуск в музей – это твой студенческий, и ты в любой момент мог сюда попасть.
– А когда начали уже здесь работать?
– На работу я сюда попал по счастливой случайности. Осенью 2015 года я окончил специалитет и поступил в аспирантуру. Естественно, уже можно было совмещать работу с учёбой, и я случайно нашёл вакансию помощника администратора лектория ГМИИ им. А. С. Пушкина. Это была вечерняя работа, идеальная для аспиранта: вечером пришёл, проверил корешки у билетов и объявил лектора. А официально в штат меня взяли в июне 2016 года. Я работал техником-лаборантом высшей категории отдела гравюры и рисунка Пушкинского музея, но фактически я выполнял функции лаборанта: работа с пропусками, помогал доставать папки. Тогда я уже начал писать диссертацию и хотел быть ближе к своей теме и постепенно-постепенно, через год, в июне 2017-го пришёл младшим научным сотрудником. Здесь уже в отделе Древнего Востока я защитил диссертацию. И продолжаю работать по сей день.
– А много вообще в музее молодёжи? Как молодого специалиста принимают более опытные коллеги?
– Сейчас 50 на 50, раньше было больше возрастных сотрудников. В целом принимают довольно дружелюбно. Понятно, что ты должен ещё пройти определённые стадии, то есть, ты не только научный сотрудник, но ты, как правило, ещё и хранитель коллекции. А хранителем ты можешь стать после того, как год проработаешь в отделе, потом сдаешь экзамен главному хранителю, и затем тебе доверяют коллекцию – ты уже не только научный сотрудник, но ещё и хранитель: изучаешь и следишь за вещами, отдаёшь их на реставрацию.
– Как вообще проходит рабочий день хранителя музея?
– Утром мы обходим залы, смотрим на датчики температуры и влажностного режима. Потом возвращаемся к своему рабочему месту, и тут уже разные варианты: можно работать с базой данных, изучать тему, писать научную статью или каталог, готовить выставку, экскурсию, лекцию.
– Мне кажется, что на каждом карьерном пути есть такие вспышки, когда появляются силы забраться на новую ступеньку. Чем больше всего гордишься сейчас?
– Первая такая вспышка – это защита кандидатской диссертации. Ты сразу из младшего научного сотрудника вырастаешь в научного сотрудника. А вторая ступенька – это выставка "Царство Урарту. Наследие древней Армении", которая была открыта 30 октября прошлого года совместно с ведущими армянскими и российскими музеями: это и Эрмитаж, и Государственный исторический музей, Музей истории Армении, Музей-заповедник Эребуни, Музей истории города Еревана, а также небольшой, но очень важный Музей "Тапан" при Российской и Ново-Нахичеванской епархии Армянской апостольской церкви. Это была большая экспозиция, более 400 экспонатов, два зала, практически два тысячелетия истории. Выставка уже закончилась, но некоторые экспонаты всё же можно увидеть, они вернулись в основную экспозицию Пушкинского музея.
Изображения увеличиваются по клику
– Рамиль, удаётся поддерживать связь с Омском? Часто приезжаете?
– С Омском связь не теряется, потому что там остались мои родные и близкие: и бабушка, и дядя с семьей. Я регулярно приезжаю, как правило, на летние каникулы. Последний раз, правда, был в 2022 году. Омск – это всё-таки родной город, я там юность свою провёл, с ним очень много связано воспоминаний.
– Есть у вас любимые места в городе?
– С детства близок Советский парк, поскольку там рядом бабушка живёт. И, конечно, центр: Красный Путь, кинотеатр "Маяковский", улица Гагарина, где дедушка работал в Омском автодорожном техникуме, сейчас это колледж.
– Теперь уже как профессионал вы можете оценить музейную жизнь Омска?
– Могу сказать, что она на хорошем уровне. Здорово, что в городе появился филиал "Эрмитажа". Чем больше в Омск будет приезжать разнообразных выставок, тем культурная жизнь будет ярче.
– Многие родители хотят с юных лет приобщать своё чадо к прекрасному и начинают его буквально с пелёнок водить в музеи. Нужно ли торопиться вести ребёнка на встречу с искусством? Или не надо его доставать просвещением и любовь к прекрасному должна возникнуть сама?
– Конечно, нужно водить ребёнка в музеи. Может быть, не с 5 лет, а чуть позже. И понятно, что у подростка интересы свои, они не всегда пересекаются с музейной жизнью, но хотя бы несколько раз в год можно выделить время. Любовь прививать всё равно необходимо, ведь она может и не проснуться. К тому же сейчас много разных интерактивных программ в музеях проходят как для детей, так и для подростков.
– Если говорить про любовь к искусству: есть какая-то главная миссия у хранителей? Скажем так, в чём ваш профессиональный смысл жизни?
– Конечно, мы не работаем, а служим, потому что наша миссия – сохранить драгоценные памятники, которые были найдены много тысячелетий назад, а также современное искусство. Всё это передать следующим поколениям, причём в виде комплексного знания, ведь чем дальше от даты появления экспоната, тем порой сложнее его понять.
– Какие, на ваш взгляд, человеческие качества могут помешать работе хранителя?
– Безалаберность. Например, даже не все учёные могут быть хранителями. Бывали случаи, когда приходит учёный, который прекрасно разбирается в материале, но совершенно безалаберно относится к хранению и реставрации, не понимает, зачем ходить на реставрационные советы, например. Но этим, конечно, важно заниматься, иначе мы можем лишиться памятника. Ну, и второе – это понимание того, что на тебе лежит ответственность как перед прошлыми, так и перед будущими поколениями.
– А есть какие-то темы, которые у вас в планах? Выставка-мечта?
– Выставка-мечта есть. Это то, что будет связано с моей кандидатской диссертацией, с искусством Древнего Ирана. Если бы такой масштабный проект реализовать, это было бы просто замечательно. Понятно, что в этой выставке я уже смог прикоснуться к экспонатам, о которых писал, но лишь применительно к северным территориям Ахеменидской империи. Но это не захватывает весь Иран. Вообще Иран – это богатейшая культура, которая широкому зрителю, как правило, неизвестна. И если мы приоткроем зрителю двери в этот мир, думаю, это будет замечательно.
– Хорошо, давайте сразу от слов к действию. Что нужно сделать, чтобы создать выставку?
– Для начала мы пишем концепцию: про что эта выставка, зачем она нужна. В это же время мы отбираем памятники, то есть составляем списки из своего собрания и из собраний других музеев, что бы мы хотели привезти и показать. У нас есть выставочная комиссия, где мы представляем свои проекты. Если проект одобряют, тогда начинаются переговоры с музеями и их хранителями. Ведь мы же составляем идеальный список, но по факту некоторые экспонаты могут быть не готовы к выставке. После переговоров мы приступаем к подписанию договоров и страхованию экспонатов, которые прибывают из других музеев. А далее – монтаж выставки.
– Сколько в целом уходит на создание выставки?
– Большая масштабная выставка готовится где-то два года минимум, если мы говорим "под ключ": и с каталогом, и с научно-популярным изданием и так далее.
– А когда заканчивается выставка, есть чувство грусти, что всё закончилось?
– Да, грустно, но не всегда сразу осознаёшь это. В беготне, когда происходит демонтаж, ты и не думаешь про это. Потом уже, когда стены застройки разобрали, конечно, становится грустно. Но жизнь есть жизнь. Понятно, что у всего хорошего есть неприятное свойство заканчиваться!
Изображения созданы с помощью Midjourney