«I love Putin — домой хотим»
«Россию люблю, но и домой не могу как охота», — не сдерживает слез радости 50-летний узбек Фердоуз. В его руках пакеты с вещами, на плечи наброшена куртка. В числе еще двух десятков счастливчиков посольство купило ему билет на самолет на сегодня. «В Ташкент полечу, а оттуда до родного Самарканда рукой подать, всего три часа на машине», — едва не приплясывает он, радуясь долгожданному выдворению.
Многие незаконные мигранты при задержании называются чужими именами. И это ставит крест на их возвращении домой. Фото: picture-alliance.com
Несмотря на решетки на окнах, здесь не камеры, а комнаты. Не тюрьма, а общежитие. Отдельно для мужчин и для женщин. Обитающие в них иностранцы не преступники. Хотя, к сожалению, нарушили миграционное законодательство Российской Федерации. Самые наивные просят «понять и простить», но незнание законов не освобождает от выдворения. Их вольная жизнь закончилась в Центре временного содержания иностранных граждан (ЦВСИГ) в подмосковном Егорьевске. Но оказаться в этом месте с решетками на окнах по решению суда отнюдь не означает быстрой высылки блудных сыновей и дочек на давно заждавшуюся родину. Кто-то проведет тут всего несколько месяцев. А кто-то, в зависимости от обстоятельств, может оставить и годы жизни. Спецкор «МК» в качестве правозащитника проверил условия содержания временно помещенных в ЦВСИГ иностранных граждан, поинтересовался, почему они нарушили режим пребывания в России и что нужно сделать, чтобы не застрять здесь на несколько лет.
Туалеты на месте, «шубы» нет
На днях в СМИ появились публикации о том, в каких ужасающих условиях содержатся незаконные мигранты в Москве. Сантехника пришла в полную негодность, унитазы разбиты, освещение неисправно. В комнатах, где вповалку на грубых нарах спят до 20 гастарбайтеров, сыро и темно. Стены покрыты неровной штукатуркой с острыми краями, которая именуется «шубой». Для мест лишения свободы такую опасную лепнину, о которую легко пораниться, запретили еще в 90-е.
В Егорьевске туалеты на месте. И «шубы» на стенах нет. Светло, просторно. Хотя действительно холодновато. Центр, построенный в 2014 году за счет бюджета Московской области, был выполнен в виде временных модулей, жилых и хозяйственных построек. Срок службы им от силы пять лет. Потом на самом верху начались ведомственные пертурбации, Федеральную миграционную службу упразднили, ее полномочия в сфере миграции возложили на МВД России. Постройки ЦВСИГ были переданы в безвозмездное пользование ОМВД России по городскому округу Егорьевск. И в настоящий момент требуют капитального ремонта, в том числе нужно провести газ, потому что пока топят дорогим электричеством, оформить лицензию на добычу воды из подземных скважин, сделать монтаж вентиляционной и противодымной систем, благоустроить территорию. Область за свой счет окружила центр высоченным забором в 4,5 метра по лучшим европейским стандартам. Через такой ни один иностранец не перепрыгнет. Прежде, при ФМС, как говорят, такие попытки предпринимались — свобода зовет.
Предполагаемая стоимость остальных ремонтных работ составляет 91,5 миллиона рублей. Положительное решение вопроса о передаче объектов в федеральную собственность регулируется Постановлением правительства РФ №310 от апреля 2013 года. Пока реконструкции нет, МВД РФ собственность на баланс не принимает. Поэтому состояние помещений оставляет желать лучшего. Но по сравнению с Москвой все в пределах санитарных норм — пять метров на помещенного гражданина при одноярусных кроватях, 4,5 — если спальные места двухэтажные. В комнатах живут по двое-трое, редко — до шести человек.
Простые кнопочные телефоны без выхода в Интернет местным обитателям дают на два часа в день на комнату, разговаривают поэтому быстро, переставляя симки. С 15 до 17 часов разрешены свидания. С 14.00 до 16.00 — передачки, без ограничения веса. На тумбочках в некоторых комнатах лежат яблоки, бананы, виноград. Меню «от заведения» попроще — на обед рис с куриной подливкой и рыбный суп. В самом ЦВСИГ еду не готовят — привозят из городского кафе. До обеда положена прогулка. Потом можно валяться хоть целый день. Телевизоры стоят не везде, книги любят не все. Если честно, можно помереть от скуки.
фото: Екатерина Сажнева
Передачи здесь принимают каждый день.
Липовые люди
К работе незаконных мигрантов в отличие от тех же осужденных привлекать не имеют права. Поэтому у многих прибывших с далекой родины за длинным рублем руки чешутся. «Дайте мне хоть что-нибудь поделать, я заработаю и сам обратный билет куплю», — в сердцах восклицает один из «помещенных».
«Помещенные» — не фигура речи, а практически готовый юридический статус. В конце концов, эти люди не нарушили закон, поэтому нельзя считать их заключенными. В центры временного содержания иностранцы помещаются до тех пор, пока не появится возможность отправить их домой. Не все, а лишь те, у кого возникли проблемы. Иногда это вопрос не отсутствия средств на билет — деньги согласны привезти родственники, помогают своим и некоторые посольства, но бывают случаи, когда отсутствуют доказательства, что гражданин, по решению суда РФ высылаемый на родину, именно тот, за кого себя выдает. И тогда он застревает между небом и землей — в ЦСВИГ.
В данный момент в центре содержатся два таких подозрительных иностранца. Одного посадили как киргиза Рахманова Алишера, а он неожиданным образом, уже после решения суда о его выдворении на эту фамилию, оказался гражданином Узбекистана Фаррухом Бегимкуловым.
Другой 25-летний узбек, назвавшийся Сардорбеком Турсуновым, в чужое свидетельство о возвращении на родину (говорит, шел-шел и на улице нашел) вклеил свое фото. Здоровенный малый, по-русски ни бум-бум, соседи по комнате переводят его слова и тут же бьют на жалость: «Его дома невеста ждет. Совсем скоро должна свадьба быть. Жалко девушку, а».
Некоторые судьи идут навстречу и на основе новых сведений устраняют разночтения в документах, чтобы людей все-таки можно было выслать на родину. Но встречаются принципиальные. И хоть трава не расти! Так Рахманову-Бегимкулову решением Московского областного суда в удовлетворении заявления о замене данных отказано.
Незадачливого жениха Сардорбека Турсунова, который на деле оказался Максудбоем Хайруллаевым, невеста тоже вряд ли скоро дождется. Против него возбудили уголовное дело за использование липового свидетельства с чужим именем, но ограничились штрафом. Исполнить решение по его выдворению без изменения судебных документов на данный момент невозможно. С фальшивыми ФИО за границу не пропустят. Судья на компромисс тоже не идет. В общем, люди сами себе создали проблемы. Объяснить, почему они это сделали, многие мигранты просто не могут, так как владеют русским языком не в достаточной мере.
Пожизненно содержащихся в ЦВСИГ, слава богу, нет. Максимальное время пребывания ограничено — 2 года 10 дней, включая сроки обжалования. Потом выпускают на все четыре стороны. Вне зависимости от того, липовые документы или нет.
Сотрудники центра отлично помнят цыганок Машу Морозову и Петрович Свету, которые сами не ведали, кто они, откуда, как их точно зовут. Сюда они прибыли из колонии со справкой об освобождении. Назвались двоюродными сестрами, сидели вместе, помогали друг другу. Так как других документов у них на руках не было, то провели в этих стенах от звонка до звонка ровно два года, а затем растворились в голубой дали.
Последние гастроли нигерийцев
В сутки в ЦВСИГ принимают до 20 человек. Сегодня, например, въехали шестеро. Отъезд — два раза в неделю в микроавтобусах до аэропорта.
На данный момент занято 227 из 354 коек. 27 женщин содержатся отдельно от мужчин. Специально для матерей с малышами, если те были задержаны вместе, выделена комната, где они могут жить вдвоем.
Сейчас эта комната, просторная и с диванчиками веселой расцветки, похожая на скромный гостиничный номер, пустует. Женщин с детьми, кстати, стараются отправить именно сюда, в Егорьевск, а несовершеннолетних иностранцев — в Королёв, где есть более компактный ЦВСИГ на 50 мест.
Больше всего в Егорьевске, конечно, выходцев из Средней Азии — узбеков, таджиков, незадачливых гастарбайтеров с просроченными паспортами. Из экзотики как-то был очарованный Россией американец в майке с надписью I love Putin, сейчас в наличии имеются шумные вьетнамцы и пара нигерийцев, оставшихся еще после футбольного чемпионата-2018.
Помню, как в прошлом году провожала точно таких же в аэропорт, куда нигерийский президент прислал целый самолет, чтобы вывезти соплеменников на родину. Тогда счет нигерийских псевдоболельщиков — нигерийцы рванули в Россию по фан-ID, надеясь хорошо здесь устроиться, — шел на тысячи. Целый год потом их отлавливали в разных концах страны, в Сочи африканцы даже умудрились сколотить футбольную команду и имели успех.
Когда мы, члены ОНК Московской области, в ходе проверки условий содержания входим в комнату, где нигерийцы Омор и Морко, последние из могикан, мирно играют в шахматы, оба расслабленно кивают, мол, да, дома их давно заждались, но денег на возвращение нет, нигерийский президент про них забыл, а на улице ноябрь. Поэтому шах и мат — лучше уж в ЦВСИГ до весны.
В своих комнатах помещенные стараются навести уют. Фото: ГУ Госжилинспекция Московской области
Три невеселых друга
Этих троих запоминаю по фамилиям: Корнейчук, Кравченко и Чурсин. Все — граждане Украины. Самый старший — Алексей Корнейчук (персональные данные изменены в целях безопасности. — Авт.), 1973 года рождения, с лопатистой бородой, ширококостный, нервный.
«Вы понимаете, что меня нельзя депортировать? Я же с Западной Украины, если они узнают, что я у Скифа в батальоне был, что они со мной там сделают», — волнуется он.
По словам Корнейчука, он — бывший ополченец, служил под началом Евгения Новикова с позывным «Скиф», ныне погибшего. Называет данные своей в/ч, перечисляет имена однополчан. После контузии был комиссован, поехал на заработки в Россию. А куда еще?
Здесь Алексея задержали, Раменский районный суд, войдя в положение, высылать его не стал, а оштрафовал на 5000 рублей и посоветовал побыстрее оформить временное убежище, а затем подавать на РВП. По какой-то неясной причине Корнейчук решил, что постановление суда — это и есть разрешение на проживание, с тех пор он его всем полицейским и показывал, стражи порядка, войдя в положение, отпускали. Но однажды не повезло… Он винит в своих проблемах всех, кроме самого себя. Мечется как раненый зверь в клетке.
Андрей Кравченко, 1978 года рождения, не воевал, но родом из Луганска, поэтому в Незалежную ему тоже неохота. Луганских там, как известно, не любят. Этот хотя бы признается, что накосячил. «Было дело, потерял в нетрезвом виде документы, восстановить пытался, но не получилось», — качает головой.
Я спрашиваю, является ли он гражданином ЛНР, ведь тогда ему можно в ускоренном порядке оформить российское гражданство. Кравченко разводит руками: паспорта независимой республики у него тоже нет.
Еще один украинец, Константин Чурсин, сидит дольше всех, полгода. Он самый тихий и, видимо, уже смирился с тем, что его не отпустят. Здесь всяко лучше, чем в застенках СБУ.
Проблема с украинцами, воевавшими на стороне ДНР и ЛНР, помещенными в ЦВСИГ, в принципе одна и та же. Им грозит выдворение на Украину, а там в лучшем случае отправят в армию в зону АТО, в худшем — посадят за сепаратизм. При этом в бумагах у большинства царит полный бардак. Не успели продлить регистрацию, не оформили вид на жительство, не продлили убежище… И на что рассчитывали?
В горячую фазу войны на Украине приговоренных к выдворению в Егорьевске сидели десятки. К слову сказать, почти всех удалось оставить в России. Самый известный, пожалуй, Николай Трегуб, воевал в Славянске, принимал участие в боях за аэропорт. Его брат-близнец не воевал, но был по ошибке арестован за Николая и осужден на 9 лет, пока сам Коля прятался в России.
На компромиссное решение — выслать его не в Киев, а в ДНР, Трегуб был не согласен. Сам он родом из Винницкой области, в Донбассе только воевал, и поэтому делать ему там было решительно нечего — ни жилья, ни родных. Он никогда бы не смог вернуться в Россию, но и на Украину путь ему был бы заказан. Фактически то же самое заключение, только в пределах Донецка.
В конце концов после нескольких судов парня удалось спасти. С тех пор я о нем не слышала, но надеюсь, что Коля Трегуб все-таки оформил свои отношения с нашим государством официально.
«Инфаркт будет, если не попаду домой»
Веселее всего в ЦВСИГ сидят женщины из Средней Азии. «Как в санатории, работать не надо, подруг много, развлекайся, беседуй о жизни», — с воодушевлением объясняет мне обитательница одной из комнат, полная узбечка, лет сорока пяти. Замученные тяжелой нелегальной работой в чужой стране, здесь они впервые оказались на всем готовом, не надо думать о хлебе насущном — все решают за них.
Молодая девчонка-киргизка на втором ярусе кровати громко всхлипывает. «Кто тебя обидел?» — спрашиваем ее. «Никто не обидел, просто ее с женихом задержали. Его к мужчинам отправили, ее к нам. От тоски она ревет», — с удовольствием сплетничают соседки.
«Были бы они в официальном браке, поместили бы вместе. А так не положено», — объясняют сотрудники.
Еще одна узбечка, лет тридцати, считает дни, проведенные за решеткой. «В магазине была продавщицей. Где потеряла паспорт, не знаю, осталась ксерокопия. А хозяин оригинал и не спрашивал. Три года отработала, потом сюда забрали. Ой, у меня инфаркт будет, если до Нового года не уеду домой», — взмахивает руками она.
Потом по просьбе подруг по комнате, не владеющих русским языком (как же они у нас жили годами, в подвалах, что ли, сидели) — рассказывает об их проблемах. В общем-то у всех одно и то же… К грядущим праздникам ЦВСИГ действительно постараются разгрузить по максимуму.
Увы, возвращение иностранных граждан домой зависит от скорости работы посольств. Иногда подтверждающие личность документы приходят быстро. Иногда приходится ждать месяцами.
По ту сторону решетки на улице толпятся женщины вперемешку славянской и азиатской внешности. С большими пакетами, сумками, из которых вкусно пахнет. «Горяченького принесла», — вздыхает одна из них. «У вас здесь кто?» — «Брат. Говорила я ему, оформляй рабочий патент вовремя, не экономь, не послушал он меня», — негромко и как-то покорно ругается она.
«А вы к кому?» — спрашиваю у русской.
«Работник здесь. Дачу летом ремонтировал. Уж такой положительный и непьющий. А вот попал. Теперь сюда ему еду приношу. А кто еще поможет, кроме меня, жалко ведь, тоже человек».