Лев Степаненко: Забудь всё, что ты знал, всяк сюда входящий
Спектакль «Аркадия» по одноименной пьесе британского драматурга Тома Стоппарда на Камерной сцене Омского академического театра драмы. Режиссер Павел Зобнин, художник-постановщик Евгений Лемешонок.
Действие происходит в загородном доме в графстве Дербишир. Отдадим должное художнику — перед глазами зрителей открывается картина, полностью соответствующая указаниям автора и здравому смыслу. Просторная для малого зала сцена, совмещенная со зрительным залом на пятьдесят мест, покрыта зеленым напольным ворсистым покрытием, обозначающим траву, по которой ходят артисты, и на ней же располагаются зрители — идиллия, что и означает слово «аркадия».
Аркадия — утопический идеал, названный в честь древнегреческой области Аркадии, где проживали пастухи и охотники.
Она означает желанную гармонию человека и природы, место беззаботного и счастливого существования, приписываемому пастушескому образу жизни. Здесь где-то за сценой тоже идет охота, убивают кроликов и голубей, но художник-постановщик оказался юмористом и на самом верху сцены он поместил рога оленей — известное свидетельство рогатых супругов.
Намек на последующие события понятен.
Дополнением к живописной картине является мощный стол, на котором расставлены зеленые макеты холмов графства с символическим бельведером, в котором будут происходить завидные супружеские измены. Появляются и персонажи: леди, миледи, мисс и мистеры, господа, учитель, дворецкий (заслуженный артист России Олег Теплоухов), который стоит у входа в зал в камзоле и парике по моде того времени, неожиданно приветствуя каждого зрителя, как бы приглашая его вступить в игру. Костюмы персонажей радуют и восхищают, они меняют их по несколько раз, не остается без внимания и прическа хозяйки дома леди Крум (Анна Ходюн), завитая каким-то невероятно изящным образом.
При переходе к содержанию спектакля лад нашего повествования приходится менять с мажорного на минорный. Готовясь к посещению его, я недели две, с перерывами, пытался прочитать и понять пьесу, и не могу сказать, что добился в этом заметных успехов. Дело не только в том, что в пьесе тринадцать худо ли бедно действующих лиц, она громоздка по времени, на сцене читается около четырех часов, и наполнена такими банальностями, выдаваемые за премудрости, что в раздражении бросаешь чтение, а потом снова заставляешь себя читать ее, т. к. положение обязывает.
К тому же автор Том Стоппард сознательно не щадит читателя, наводит тень на плетень, специально усложняя пьесу, чтобы зритель ломал голову и удивлялся мудрости автора. Он придумывает детективные истории, и читатель или зритель вынужден гадать, чье это неподписанное письмо принес дворецкий двести лет назад — кому и от кого, кто кого приглашает в бельведер на любовное свиданье с особого рода объятиями?
Автор указывает конкретное начало действия — 10 апреля 1809 г., т. е. создает представление, что речь идет о каком-то историческом событии наполеоновского времени. Увы, ничего подобного, история целиком и полностью вымышлена. События происходят в двух временных пластах. Письма пишутся в апреле 1809 г., а пытаются разгадать их сегодняшние ученые, т. к. они могут касаться знаменитого поэта лорда Байрона, а могут и не касаться. Если будет доказано, что руку к ним приложил Байрон, то это будет «открытием века», и ученого ждет слава и награды, как будто это может что-то отнять или добавить Байрону, а речь-то всего идет о дуэлях и супружеских изменах.
Байрона нет среди действующих лиц, а есть якобы его друзья: учитель юной Томасимы Каверли (Ирина Бабаян) — Септимус Ходж (Иван Курамов) и поэт Чейтер (Олег Берков).
Персонажи нашего времени представлены двумя учеными с айфонами и компьютерами. Бернард Солоуэй (народный артист России Михаил Окунев) доказывает, что письма без подписи принадлежат Байрону, а Валентайн Каверли (Артем Кукушкин) опровергает их подлинность. Писательница Ханна Джарвис (Ирина Герасимова) поддерживает Валентайна Каверли, а между двумя партиями, не знающая к кому пристать еще одна Каверли — Хлоя (Вера Фролова), 18 лет.
Бернард на научном симпозиуме и по телевизору сообщает, что нашел неизвестные письма лорда Байрона, а Ханна и Валентайн высмеивают его.
Согласитесь, важнейшую для человечества тему представил театр зрителям: был или не был Байрон с очередной чужой женой на любовном свидании? Не играет ни малейшего значения, кто из них прав, важнее то, что длинные научные дискуссии вообще нелепо выносить к размышлению несчастных зрителей, пришедшим сюда, в Аркадию, развлекаться и отдыхать. Пьесу они, разумеется, не читали, к детективной истории поиска писем безразличны.
Они уже давно приучены к более серьезным делам: поиску трупов, заказчиков убийств и тому подобных происшествий.
На фото слева направо артисты: Иван Курамов, Олег Теплоухов, Анна Ходюн. Дворецкий с кроликом, убитым Септимусом.
Другой нелепостью является то, что спектакль, как и пьеса переполнен информацией на «научные» темы. Здесь упоминается теорема не к месту потревоженного Ферма, фигурируют законы бедного Ньютона с ушибленной головой, кошмарное дифференциальное исчисление, теория детерминации Вселенной, физические и философские понятия пространства и время, теория относительности злополучного Эйнштейна… Само собой разумеется, всё это на таком жалком уровне, что второй закон термодинамики пугающе комментируется так: чай в чашке стынет — остынет и Вселенная. Страхи-то, какие! Чай не дадут допить.
К «науке» добавляется техника — за стеной можно услышать ритмичную работу «первой в Англии паровой машины».
Зачем и откуда всё это? Чтобы ответить на подобный каверзный вопрос, полезно обратиться к биографии автора. Том Стоппард родился в Чехии в 1937 г. (сейчас ему 85) и получил при рождении имя Томаш Штраусслер. В 1941 г. семья бежала от холокоста ни близко, ни далеко — в Сингапур, но и там родной отец Томаша погиб при бомбёжке японцами. Оставшиеся в Чехии родственники из числа дедушек и бабушек погибли при занятии Гитлером Чехословакии.
Посещать школу он начал в Индии. В 1946 г. мать Томаша вышла второй раз замуж за англичанина Стоппарда и уехала вместе с ним в Англию. Отчим дал мальчику свою фамилию, с которой он стал известным драматургом. По приезду в Англию Том учился в лучших школах-интернатах страны, но в 17 лет был исключен за неуспеваемость и занялся журналистикой. Других данных об образовании Тома в интернете мной не обнаружено.
Он написал несколько десятков пьес, получил множество наград и премий, в числе которых значится «Почетным доктором Йельского университета», имеет «Почетную степень Кембриджского университета», заметим, без университетского образования и даже без законченного школьного. Именно этим можно объяснить дилетантство Тома Стоппарда в науке и желание его казаться образованней, чем он есть на самом деле. Его, так называемые научные выкладки, остались на уровне неуспевающего школьника.
Попробуем понять, например, смысл рассуждений Стоппарда, которые он вкладывает в уста главной героини шестнадцатилетней Томасимы:
«Эта египетская дурочка (Клеопатра) заключает врага в карнальное объятие, а он сжигает дотла великую Александрийскую библиотеку. Клеопатра оболванила женщин! Из-за нее на уме у всех одна любовь, второй такой правокаторши ни в литературе, ни в истории не сыскать!»
И это просто чушь ниже детского уровня.
Однако упомянутое понятие «карнальное объятие» становится главным во всей этой эквилибристике терминов и проходит красной линией в содержании спектакля. Первые же слова, прозвучавшие в спектакле, звучат так:
«Что такое карнальное объятие?»
Вопрос задает 13-летняя Томасима Каверли своему учителю 22-летнему Септимусу Ходже. Она случайно услышала эти слова от одного из служащих в том контексте, что специалист по ландшафтной архитектуре Ноукс (Всеволод Гриневский) увидел в подзорную трубу госпожу Чейтер в карнальном объятие в бельведере и тут же рассказал всем встречным.
Септимус вынужден отвечать, что карнальное объятие есть объятие во время совокупления, которое совершается мужчиной и женщиной для продолжения рода и получения плотского наслаждения. При этом следуют физиологические подробности, которые я из уважения к целомудрию читателя упускаю. Пикантность этого объяснения в том, что партнером госпожи Честер в той любопытной ситуации был… сам любимый учитель Томасимы — Септимус, который, просвещая свою ученицу, еще не мог признаться, что это он совершал на вольном воздухе и на виду всего графства карнальное объятие.
Это завязка спектакля. История начинает набирать обороты. На урок Томасимы и Септимуса врывается возмущенный поэт господин Чейтер: «Вы оскорбили мою жену!». Он прекрасен в своем законном негодовании.
Таков царь Петр в борьбе со шведами:
«Выходит Петр. Его глаза
Сияют. Лик его ужасен.
Движенья быстры. Он прекрасен,
Он весь, как божия гроза» (Пушкин, «Полтава»).
Артист Олег Берков великолепен, он с иголочки одет, тонок и строен, элементы одежды его подогнаны по фигуре идеально. В руках его трость, которая заменяет ему шпагу и хорошо гармонирует с его изящным обликом. Он угрожает ею Септимусу и требует от него сатисфакции. Он сам как трость в своей устремленности и настырности.
Сцена эта тем более эффектна, что Септимус очень просто без взаимных оскорблений неожиданно охлаждает пыл Чейтера. Есть крылатое выражение, сказанное Иисусом Христом:
«Что смотреть ходили вы в пустыню? трость ли ветром колеблемую?» (Мф: 11:7).
Фразу эту обычно употребляют про тех, кто не меняет своих взглядов и позиций. Здесь же тот редкий случай, когда поэт Чейтер внезапно отказывается от своих обид.
Септимус спокойно разъясняет ему:
«Я совершил с вашей женой акт любви, а отнюдь не оскорблял ее. Она сама попросила об этой встрече. Разве я не удовлетворил просьбу дамы и не пришел на свидание? Клянусь, сэр, — это гнусный поклеп!»
Скандал закончился тем, что Честер согласился с убедительными аргументами Септимуса, а когда тот предложил еще и написать хорошую рецензию на его книгу «Ложе Эроса», то они расстались друзьями. Чейтер еще и подарил Септимусу свою книгу с благодарственной надписью, в которой современные ученые якобы и нашли три письма без подписи.
Драматург Том Стоппард показал невысокую осведомленность в науках, но зато виртуозно блеснул в сочинении любовных интриг, о которых пока нет необходимости рассказывать дальше. Займемся, наконец, вплотную главной героиней — Томасимой Каверли.
В начале спектакля Томасиме 13 лет, в конце спектакля 16, а 17-тилетней её уже нет, так как в эту ночь своего рождения она сгорает при пожаре в своей собственной комнате. Никакого мотива для ее сожжения нет, кроме того, что она объявляется гениальной в области физики и математики.
На фото Ирина Бабаян в образе Томасимы.
Старательно показано, как она трудится на благо цивилизации, но поскольку в итоге она не успела сформулировать никаких формул и законов, то Стоппарду пришлось погубить ее, и человечеству осталось теперь только оплакивать эту потерю. Что это был за пожар, по какой причине, об этом ни слова. Во всем отсутствует в пьесе Стоппарда здравый смысл, а в спектакле старательно прочитывается без изменения весь текст пьесы с её «поцелуй меня в копчик», «каких тебе доказательств, сука», «ты полное говно», «сканировать-анонировать», «телка ты телка».
Этими поэтическими перлами обмениваются, в частности, ученый Бернанд и писательница Ханна.
Над чем же работает Томасима в свои 13 лет? Она пытается «выразить природу числами» и вывести «формулу будущего». Она якобы исписала тысячи листов бумаги расчетами и графиками и добилась бы своего, если бы имела современную компьютерную технику. Это же просто, вот как она дословно объясняет свое открытие учителю Септимусу:
«Если остановить каждый атом, определить его положение и направление его движения и постигнуть все события, которые не произошли благодаря этой остановке, то можно, очень-очень хорошо зная алгебру, вывести формулу будущего».
От такой науки только руками приходится развести.
Плакала при этом Мария Склодовская-Кюри (1867-1934) — дважды удостоенная Нобелевской премии по физики и химии, первооткрывательница радиоактивности. Если же говорить всерьез, то Том Стоппард устами Томасимы несет очередную ахинею, замусоривая мозги бедным зрителям.
За мусор взыскать налог бы нужно с создателей спектакля.
Всё сказанное нисколько не умаляет игры Ирины Бабаян. Когда дворецкий запустил зрителей в зал до начала спектакля, Томасима уже сидела за столом и старательно трудилась для цивилизации над проблемами математики, и видно было, что это был труд творческий, а не просто выполнение школьного домашнего задания. За этими минут пятнадцати на нее не надоедало смотреть. Вот она, глубоко сосредоточившись и касаясь губами кончика ручки, вдруг резко обращается к бумаге, чтобы не потерять ценную для человечества мысль. Затем она рассеянно дает себе передохнуть, запрокинув голову, а потом, рискуя собственной осанкой, склоняется над самым столом, почти касаясь носом бумаги, и некому сделать ей замечание, что она портит свою фигуру. Неподвижный учитель на другой стороне стола не обращает на нее внимания, он занят чтением книги «Ложе Эроса». Очевидно, артистка Ирина Бабаян прекрасно выполняет задание режиссера показать гениальную девочку.
Поведение Томасимы настолько естественно, что создается впечатление отсутствия игры актрисы. Она контрастирует в этом отношении с леди Крум, которая подчеркнуто аристократична, с изысканными манерами, в нашем быту не встречаемыми. Особенности игры Ирины Бабаян и Анны Ходюн различны, но обе хорошо смотрятся рядом, и не возникает даже вопроса: кто лучше? Что касается игры молодой Веры Фроловой, то она, мне кажется, пока еще ищет себя на сцене.
По всей вероятности, сложнее всего на сцене молодому артисту Андрею Агалакову, персонажу которого, по имени Гас Каверли, выпало почти весь спектакль оставаться молчаливым, но с этим он справился. По крайней мере, он не мешает другим артистам, пребывая в собственном мире. Невыгодная роль досталась и Егору Уланову. Персонаж его представлен громче всех: офицер Королевского флота капитан Брайс, но автор ничем не загрузил его. Он лишь картинно эпизодически появляется на сцене, сопровождая кого-либо.
Что же мы имеем в итоге? Никаких новых писем лорда Байрона не найдено, они давно перечитаны желающими; формулы будущего не существует, в чем мы никогда и не сомневались, а юная и гениальная Томасима сгорает физически; Вселенная остывает, как чашка чая — нас ждет полный мрак и срежет зубовный…
Критики из числа женщин, а таких большинство, скажут, и я уже читал подобное: а любовь?
Помилуйте, вместо любви физиологические «карнальные объятия» в совокуплении «с проникновением мужского полового органа в женский». По словам Ханны, «Хлоя уже не маленькая, имеет право и ножки раздвинуть» — вот и вся любовь. Феминистка Ханна вообще против замужества, т. к. «потом нельзя будет свободно и пукнуть в постели».
Нелепа и вдруг проснувшаяся любовь самой ученицы Томасимы к учителю-распутнику Септимусу, на что ее мама леди Крум нисколько не реагирует, будучи и сама не прочь положить на него глаз.
А над всей этой «любовью» и еще оставшейся красотой природы торжествует бельведер — беседка на возвышенном месте для обзора и любования окрестностями. Её же приспособили для животного секса, и через блудодеяние попирают не только нравственные человеческие законы, но и законы природы. Известно, что грехопадение Адама и Евы привело к разрушению и гармонии в природе, животные стали поедать друг друга.
Спектакль большой по времени, яркий по краскам, с заявкой на научность, но по существу пустой, бесплодный и, строго говоря, вредный. Такое явление в Евангелии называют кимвалом звучащим (бряцающим, звенящим).
Неприемлемым оказалась для нравственных граждан Аркадия в представлении Тома Стоппарда и его омских поклонников в академическом театре драмы с его «ложем эроса», блудливыми «карнальными объятиями»…
И мучительными поисками бессмысленной «формулы будущего».