Обозначение запатентованного лекарства от «короны», используемое разработчиками, просто так не выговоришь
Одна из свежих новостей на противоковидном фронте. Федеральное медико-биологическое агентство сообщило, что им получен патент на новый отечественный препарат, способный оказать помощь в предотвращении осложнений от коронавируса или их смягчении. Возможно, название этой «лекарственной панацеи» станет популярно среди наших сограждан. Тем более, что звучит оно достаточно удобопроизносимо. А откуда вообще берутся названия тех медицинских субстанций, которые заполняют полки аптек?
Фото: pixabay.com
В сообщении, опубликованном на сайте ФМБА и посвященном этой новой разработке, уточняется, что данный препарат способен помочь в смягчении так называемого цитокинового шторма, который медики зачастую обнаруживают у пациентов с диагнозом COVID-19.
«Штормовая страшилка» уже не раз фигурировала за прошедшие месяцы эпидемии в интервью специалистов. Именно лихой атаке цитокинов – чрезмерно активному выбросу организмом противовоспалительных веществ для подавления вирусной инфекции, — приписываются многие тяжелые осложнения при коронавирусе. Цитокиновый шторм способен спровоцировать весьма тяжелые нарушения в работе многих систем человеческого организма.
По поводу нового препарата на сайте ФМБА говорится: «…это полностью отечественная разработка. Ее уникальность состоит в том, что она ни в чем не повторяет зарубежный опыт…» Здесь же приводится обозначение данного лекарства «для служебного пользования». – «Гексапептид Tyr-D-Ala-Gly-Phe-Leu-Arg».
Пожалуй, даже под угрозой смерти обычный обыватель такую «шифрограмму» произнести без ошибок не сможет. Поэтому для бытового – «аптечного», так сказать, употребления фармакологической новинке дали более короткое и «гладкое» для языка название.
Данный прецедент заставил озаботиться вопросом: а как дают названия лекарствам?
«Ликбез» на сей счет провел с корреспондентом «МК» Богдан Осипенко, которому довелось в свое время поработать в брендинговом агентстве одной из стран на территории бывшего СССР, специализирующемся на разработке коммерческих названий.
— Любое лекарство – это ведь химическое соединение, порой довольно сложное. А для химических соединений в целом установлены нормы Международного союза теоретической и прикладной химии. Если им следовать, то лекарства назывались бы очень «заковыристо».
Оцените такое, например, имечко: N-(4-гидроксифенил)ацетамид. – Но в аптеке вам отпустят лекарственное средство, если вы назовете его куда более широкоупотребимый «псевдоним». Это, оказывается, всего-навсего парацетамол. А вот еще более впечатляющий образец. — Натриевая соль ((2,3-дигидро-1,5-диметил-3-оксо-2-фенил-1Н-пиразол-4-ил) метиламино) метансульфоновой кислоты. А в переводе на общечеловеческий – обыкновенный анальгин.
Как удалось избавиться от подобного «словесного ужаса» хорошо объяснил в свое время один из руководителей весьма уважаемого журнала, выпускаемого Американским химическим обществом.
Оказывается, до середины прошлого века единых правил для названий медицинских препаратов вообще не существовало. Как правило, лекарству давали обозначение согласно его химической формуле, которая присваивалось ему Международным союзом теоретической и прикладной химии. – В итоге получалась для неспециалиста как раз такая «абракадабра», примеры которой я привел выше.
Еще в 1950 году специалисты Всемирной организации здравоохранения вознамерились внедрить единый стандарт наименования лекарств. В результате довольно долгой работы была создана система Международных непатентованных наименований (МНН). Вслед за тем в отдельных странах появились соответствующие национальные советы, которые стали взаимодействовать с МНН. Одной из самых влиятельных таких национальных организаций стал Совет по принятым названиям США, созданный в 1961 году.
Именно работающие в структурах МНН специалисты отныне стали выбирать название для каждого нового лекарства, прошедшего процедуру регистрации. – В большинстве ситуаций, выбирая очередному «крестнику» имя, специалисты МНН стараются учесть предложения на сей счет национальной организации той страны, в которой создан препарат. Хотя единство мнений достигается не всегда. Характерный пример. — Знакомый всем россиянам под принятым международной организацией именем препарат парацетамол Советом по принятым названиям США узаконен в этой стране совсем под иным обозначением – ацетаминофен.
Но в любом случае, лишь получив «МННовское» имя, медицинский препарат может быть включен в национальную и международную справочную литературу, легально попасть на фармакологический рынок. Такое международно принятое название публикуется в журнале ВОЗ на трех языках: английском, французском, испанском, кроме того там приводят также и латинский вариант названия. Новые имена лекарств, присвоенные им МНН, официально переводится также на арабский, китайский и русский языки.
К слову сказать, такие переводы порой чреваты казусами. Ведь название, которое, например, вполне эффектно звучит на английском, у китайцев вызовет неприятные или даже неприличные ассоциации. Для максимального исключения подобных случаев специалисты МНН даже стали разработать собственную систему приставок, суффиксов и корней, которая постепенно развивается в полноценную дисциплину.
Выстраивается довольно строгий алгоритм. Название лекарственного препарата составляют из отдельных кусочков, каждый из которых несет определенный смысл (эти кусочки берутся из соответствующих греческих или латинских слов). В совокупности получается, что название содержит довольно полную информацию о составе, молекулярной структуре препарата и его назначении. Например, приставка «эс…» сообщает о зеркальной симметрии молекулы препарата. А довольно часто встречающееся окончание «…празол» подсказывает, что данное средство предназначено для лечения язв. Как правило, препараты одного класса имеют одинаковые окончания или начинаются с одного и того же буквенного сочетания
Впрочем в этой системе словообразований для лекарств встречаются исключения. Например, было зарегистрировано название для препарата – карфилзомиб. Оно является по сути «мемориальным»: первая половинка образовалась из частей имен двух конкретных людей – известного молекулярного биолога Филиппа Уиткома и его жены Карлы.
В некоторых случаях название лекарству дают по его лечебному эффекту. Например, столь привычное нам «Анальгин», отпечатанное на упаковке, является кратким описанием назначения препарата, как оно звучит на латыни: an algos – отрицание боли. Точно по такому же принципу расшифровывается «Но-шпа»: no spasm – нет спазма.
Однако простой посетитель аптеки отнюдь не всегда видит на упаковках именно такие, узаконенные МНН обозначения. Дело в том, что кампания-производитель может дать своему продукту коммерческое название – более звучное, по мнению бизнесменов.
Впрочем, тут тоже не все гладко. Любители «приколов» собрали целую коллекцию лекарств, которые получили не замеченные, видимо, производителем названия «со вторым смыслом» — порой весьма пикантным.
Вот несколько примеров, которые попадались на глаза:
«Dristan Cold».
«Durak»
«Perdolan (Paracetamol)»
«Кардура»
«Неорал»
А вот это – от наших друзей с Украины. На коробочке написано: «Момордика композитум» «…для пидшкирних иньекций»
Между прочим, уже упомянутый и всем хорошо известный «Анальгин» тоже скрывает в своем названии «смысловую бомбу». Особо наблюдательные граждане могут задать вопрос: а почему «анальгин», если это таблетки, которые принимаются вовсе не анально, а орально?
Надеюсь, что прочитав этот текст в «МК» они найдут ответ на столь интересный вопрос.