Я не знаю, что же такое «вдохновение». Молодой писатель о том, как в Омске создаётся поэзия
Поэт и музыкант Ярослав Лапа, волею судьбы потерявший возможность играть, рассказал "Омск Здесь", где найти вдохновение, почему нельзя останавливаться и как парень, слушавший панк-рок, пытается найти себя и писать стихи.
Ярослав Лапа
• поэт, музыкант
Сайт "Омск Здесь" продолжает рассказывать вам о поэтах и прозаиках Омска в рамках проекта #встречисавтором. Сегодня мы познакомились с молодым поэтом Ярославом Лапой. Наш герой пробует найти себя не только в поэзии, но и в музыке. Однако с последним есть трудности из-за проблем со здоровьем, которые возникли совершенно неожиданно для Ярослава.
Что касается его литературных изысканий, то своим творчеством он ничего не хочет никому донести. Он просто пишет: о себе, о том мире, в котором живёт. А главный человек, который его поддерживает, — мама. Даже тогда, когда не совсем согласна со своим сыном.
Мы поговорили с ним о музыке, поэзии, литераторах Омска и о том, как пробиться через информационный шум современного мира.
— Как и когда вы пришли в поэзию?
— Как и все обыкновенные мальчики — где-то в середине пубертата. Сидел в промышленном городке в Казахстане, считал себя не таким, как все. Слушал всякий отечественный околопанк-рок, который теперь считаю смешным. Решил, что хочу так же. В смысле, петь песни и писать к ним тексты. Но исполнять музыку оказалось сложнее, чем я думал. Да и какое-то подобие группы собрать тоже было непросто. Поэтому начал учиться играть на барабанах и пробовать писать какие-то стишата. Чтобы хоть в какое-то русло себя, мелкого, выплеснуть. Так и покатилось. Естественно, ни о какой поэзии тогда речи не шло. Я даже никаких стихов не читал. Только слушал, как разные ребята под тяжёлые гитары кричат.
Потом переехал в Омск. Встретил здесь людей, которые к стихам относились серьёзнее. Было у них небольшое литературное объединение. В нём, по сути, собрались молодые люди, пытающиеся что-то писать и сочувствующие друг другу. Они разбирали свои стихи, делились чем-то впечатлившим, пытались расширять свой кругозор. Потом все в разные стороны разошлись, большинство просто потеряло к этому интерес. Сейчас вряд ли даже половина людей, что там были, продолжают какие-то попытки работы с текстом.
Но в тот момент мне это дало очень многое. Там, конечно, комплекс факторов сработал. У меня вообще в тот период представление о мире переворачивалось. Но без этих ребят могло бы совсем в другую сторону пойти. Курировала всю эту историю, кстати, Катя Овчинникова. С Катей мы сейчас занимаемся проектом "Высь".
— Расскажите о себе: чем занимаетесь помимо сочинения стихов, ваши хобби?
— Музыка, музыка и ещё раз музыка. А потом ещё это же слово раз десять. У меня с ней очень непростые отношения, но я всё ещё зачем-то пытаюсь ей заниматься.
Единственная сколько-нибудь серьёзная группа, которую удалось создать, называлась Pollysays. Такой вот оммаж (признательность, дань уважения — прим. ред.) изнасилованной девочке Полли из песни Курта Кобейна. Там был свой контекст, но это тема для отдельного разговора. В Pollysays я писал тексты песен, и играл на ударных. Всё остальное делали вместе с одной моей давней подругой. Были и другие музыканты, но локомотивом оставались мы с этой девушкой. Мы в принципе музыку начинали вдвоём исполнять, и на тот момент уже представляли собой неплохо сыгранный тандем.
Короче говоря, начиналось всё интересно, но жизнь внесла свои коррективы. Я заболел, и сейчас кисть правой руки у меня почти не гнётся. Проблему нашли, она в ЦНС и очень плохо поддаётся лечению. Так что полноценно играть ни на каком музыкальном инструменте мне теперь, похоже, не светит. Когда это произошло, на пару лет я выпал из музыки совсем. Сейчас постепенно пытаюсь к ней вернуться. Благо, цифровой век даёт мне такую возможность. Весь последний год учусь чему-то новому и пытаюсь найти форму, которая бы мне подошла.
Плохо только, что приходится делать это одному. Это и тяжело технически, и грустно вообще. У всех старых друзей теперь своя жизнь, в которой нет места музыке. А другим музыкантам показать свои наработки пока не хватает духу.
Автор фото: Мария Кузнецова
— Как ваша семья относится к тому, что вы увлеклись поэзией?
— Из семьи у меня есть только мама. Но я тот редкий человек, которому крупно повезло – она поддерживает меня во всех начинаниях и ни за что не осуждает. Разумеется, мы сходимся не во всём, и при этом она делает всё для того, чтобы понять меня. Даже в каких-то очень спорных для неё моментах.
Стоит ещё сказать, что моя мама филолог. И ту же любовь к чтению в меня заложили ещё в детстве. А сейчас мне приятно и интересно говорить с ней о книгах вообще.
— Вы же работаете совсем в другой сфере. Как вам удаётся совмещать поэзию и работу в клубе?
— Почти все люди, пишущие стихи, где-нибудь работают. По крайней мере, молодые уж точно. Мандельштам как-то сказал, что работать поэту в принципе очень желательно. Потому что жизнь лучше видишь тогда, когда ты в неё погружен.
Поэтому не вижу в этом никакой проблемы. Жизнь и в баре, и на любой другой работе видно превосходно. Надо только успевать замечать.
— Где находите вдохновение?
— В коротких промежутках времени, когда я могу остановиться и что-то отрефлексировать. Как бы странно ни звучало, но чтобы писать — нужно писать. То есть, надо всё время быть в каком-то поиске и не выходить из литературного контекста. Чем дольше не пишешь, тем сложнее потом взяться за это снова. У меня сейчас как раз такой период. Я давно не останавливался.
А "вдохновение" — само по себе растрёпанное и объеденное слово. Такое же, как и слова "поэт", "поэзия", "творчество", "искусство" и пр. Слова склонны терять свою силу, если их говорят к месту и не к месту. Поэтому на самом деле, я не знаю, что же такое "вдохновение". Да, как и у всех, у меня бывают странные состояния, когда меня чем-то накрывает с головой и мне хочется писать прямо здесь и сейчас. Но ситуативно это объяснить сложно. Да и происходит это с завидной регулярностью именно тогда, когда я и без того много пишу. Такой вот замкнутый круг.
— Над чем сейчас работаете?
— Пытаюсь понять, как дальше писать и стоит ли вообще это делать.
— Кто из современных литераторов вам близок?
— Из всех, кто сколько-то близок к нам хронологически, очень люблю Бориса Рыжего. А прямо "современных" авторов я читаю мало. Мне вообще тяжело даются попытки разобраться в информационном шуме, который в силу времени сейчас всё заполоняет собой. Происходит слишком много всего, и у меня просто не хватает сил во всё вникать. Это не значит, что чего-то стоящего нет. Оно точно есть, но к нему нужно продраться через горы вторсырья и посредственности.
Я люблю оправдывать себя тем, что, находясь внутри временного отрезка, нам может быть очень тяжело найти в нём что-то стоящее. Мы можем вообще не знать об авторе, который пишет по-настоящему сильные произведения, потому что он делает это в стол или издаётся в альманахах локального отделения одного из союзов писателей, а дальше не расходится в силу ряда каких-нибудь дурацких обстоятельств. Подобные недоразумения разрешаются по прошествии времени. Время вообще очень хорошо расставляет всех по тем местам, где им нужно быть. И поэтому в тех же 90-х нам сейчас проще разбираться.
Хотя, как я уже сказал выше, этот тезис может быть простой попыткой оправдаться перед самим собой за собственную лень и неспособность обрабатывать информацию в большом объёме.
Автор фото: Мария Кузнецова
— Что лично вы хотите донести до читателей?
— Ничего. Хорошие стихи редко бывают проповедническими. Я пишу о том, что происходит со мной. Если в ком-то это вызывает какой-то отклик, мне это очень приятно. Если говорят, что ещё и написано хорошо, — приятно втройне.
Конечно, сюда можно было бы приплести Бродского и его слова о том, что эстетика — мать этики. И люди учатся быть по-настоящему гуманными именно у хорошей литературы. Но я с трудом верю, что люди вообще чему-то учатся. А ещё с большим трудом верю, что мои стихи можно назвать "хорошей литературой".
Поэтому, если и говорить о том, чего хочется для условного читателя, так это того, чтобы ему стало немного легче. Ведь жить непросто, а порой — страшно и больно. И если мой стих сможет подтолкнуть читателя к каким-то катарсическим переживаниям, то это значит, что мною всё было сделано правильно.
— Каких местных поэтов и прозаиков вы посоветуете прочитать?
— Темури Джгереная, Илья Дмитриенко, Екатерина Овчинникова, Сергей Белов. Есть ещё Сергей Фатин (сергей уродский — именно так и пишется его псевдоним) и Лина Калинка-Стурис. Последние двое в этом году переехали в СПб, и я не знаю, относятся ли они теперь к местным.