Сегодня о кино беседуем с режиссёром, сценаристом и продюсером Екатериной Толдоновой. Она родилась в Иркутске, училась в Саратове и Москве, получила историческое, актёрское и режиссёрское образование, выступала на сцене театра и уже много лет снимает кино. Ведущим направлением в её работе стала военно-популярная кинодокументалистика.
В Омск Екатерна Толдонова приехала для участия в Международном кинофестивале "Свидание с Россией. Сибирский характер" имени Михаила Ульянова (12+), который прошёл в марте этого года, в качестве члена жюри конкурса документального кино.
В интервью нашему изданию она рассказала, чем отличаются мужской и женский взгляды в режиссуре, как кинокартины начинают жить своей жизнью, почему решила снять фильм о нелёгких судьбах женщин, которые столкнулись с ужасами Великой Отечественной войны, и какую роль в её профессиональном становлении сыграл наш город.
— Екатерина Викторовна, расскажите, как вы попали в кино?
— Мне кажется, каждая девочка рождается с мечтой стать актрисой и блистать на экране. Я не была исключением. Но я родилась в семье профессиональных историков, и, конечно, родители очень хотели, чтобы я пошла именно на истфак, приложили к этому много усилий. Мне было немыслимо скучно. Но отказать родителям я не могла, поэтому поступила. Я училась, я историк, но самое скучное время в моей жизни — библиотека: каталоги, сидение, изучение. Но я всё-таки сумела поступить на театральный факультет при государственной консерватории в Саратове. И когда я его оканчивала — это был диплом, 4-й курс — нас собрал мастер и сказал: "Ребята, у вас есть единственный шанс вытянуть свой самый счастливый билет. К нам приехал представитель из Омска, и вы должны сыграть спектакль так, чтобы каждого из вас позвали играть в Омск". И мы играли так! Мы все играли на разрыв десяти аорт, потому что самый лучший драматический театр тогда был в Омске. (Я надеюсь, что он и сейчас такой же.) И многие мои однокурсники стали звёздами Омска. Но в тот момент, когда стоял этот выбор, я точно понимала, что я хочу во ВГИК. Дальше я сделала всё, чтобы приехать в Москву, попасть на съёмочную площадку, увидеть её изнутри.
Так и получилось. Я была уже артистка, уже играла на большой сцене, у меня много приглашений в театр. И тут я начала с самого начала: пришла к режиссёру Георгию Левановичу Шенгелии и работала у него "хлопушкой" на нескольких картинах. И в вашем городе со мной случилась такая невероятная история. В конкурсе фестиваля "Свидание с Россией" участвовал фильм Георгия Левановича. Я вышла на сцену, и в зале сидел он. И для меня внутренне был титр "Прошло 30 лет": когда-то я у него бегала хлопушкой — и вот я, признанный режиссёр, стою на сцене в жюри документального кино. И это случилось в Омске. Я поняла, что все усилия были не напрасны, все эти мучения и страдания: когда не получается, когда тебя отвергают, когда тебе не дают и борются с тобой — всё было не напрасно. Спасибо Омску! Омск для меня почти родной город, я родилась и выросла в Иркутстке, но здесь жили много друзей моих родителей, мы сюда часто приезжали. Для меня это тоже родина, и омичи — мои земляки.
— Это очень приятно слышать. А что помогало вам идти вперёд в профессии, несмотря на "мучения и страдания"?
— Знаете, я сейчас сделала фильм, он о рэпере из народа манси. Он поёт рэп на языке манси, в основном о перевале Дятлова, о себе, своих пацанах. Это классно, такие современные биты. Ты ничего не понимаешь, потому что единицы понимают этот язык, а он на нём пишет стихи и выступает. Его жизненный путь поразил меня одним принципом: когда ты упал, когда ты запнулся, даже если никого нет никого рядом и никто не протянет тебе руку — это всё неважно — ты должен встать сам, и ты встанешь. И только вера в себя и своё творчество позволят подняться и идти дальше. И когда я делала фильм об этом парне, поняла, что в общем-то и сама всегда пользуюсь этим принципом.
— Вы снимаете и игровое, и документальное кино. Чем для вас первое отличается от второго?
Вы знаете, что такое игровое кино? Я строю свой замок на острие иглы. Это говорил Сергей Александрович Соловьёв (советский и российский кинорежиссёр, — прим. ред.). Когда ты делаешь игровое кино, на тебя работает очень много цехов: постановщики, операторы, механики, реквизиторы, художники — сто или двести человек, и все работают на тебя.
Что такое документальное кино? Оно уникальное — это здесь и сейчас. Вот если здесь и сейчас ты это увидел, понял, почувствовал, сумел снять — это будет документальное кино. Если ты всё прохлопал, прошляпил, не увидел, не осознал, не почувствовал, не сумел раскрыть героя — а это самое важное — если герой тебе не доверился, а он может тебе довериться и сразу закрыться, а может долго раскрываться. Вот если твоего мастерства не хватит — у тебя никогда не получится кино. И что такое хорошее документальное кино? Оно про меня, оно про мою душу. Я иду, и ветер, и снег, они бьют мне в лицо. А я иду и думаю: "Как хорошо он это сделал, как точно оно это сказал. Это про меня". Когда смотришь и думаешь: "Я не заплачу, не заплачу, не заплачу", — и плачешь.
— Может ли фильм, в создание которого вложено столько эмоциональных сил, не сложиться?
— Да. Даже когда тебе очень везёт, прекрасная погода, тебе доверился герой, вы приехали вовремя, самолёт не опоздал, все вас ждали и вы всё снимали, кино может не сложиться. Потому что, как ни странно, есть феномен кино: оно должно сниматься тяжело. И чем тяжелее оно снимается, тем оно тебе дороже. Наверное, это всё-таки не главный критерий, но очень часто случается так, что в монтаже кино рассыпается, что бы ты ни делал.
Вообще, кино как ребёнок. Я никогда не могу понять, каким оно будет. Понятно, что у нас есть экспликация, у нас есть синопсисы — мы все люди профессиональные, но мы до конца не понимаем, какое будет кино, как оно будет оформлено, как оно зазвучит, какая будет музыка, какая в нём будет пластика. Кино само диктует мне, если я его слышу, чувствую. И оно рождается, как ребёнок, вырастает и уходит от тебя так же, как взрослые дети: они уходят, закрывают дверь и живут своей жизнью. Это всегда очень больно. И дальше, когда кино путешествует без тебя по стране, зрители смотрят, пишут тебе, и ты думаешь: "Чёрт, и это без меня".
И вы знаете, есть кино, которое может получиться, есть кино, которое может не получиться, а есть кино, которое не хочет заканчиваться. И ты его делаешь, делаешь, делаешь, и так, и этак. И уже думаешь: "Ну всё, финал". А кино даёт тебе ещё один финал, а он ещё один поворот и т. д. И потом ты понимаешь, что это и было самое ценное, цельное. Кино выстроило себя само. Просто его надо всегда слушать. К сожалению, не всегда это получается по времени, по срокам не всегда складывается.
— Есть ли в режиссуре женский и мужской взгляд?
— Однозначно есть. Я много лет работаю в содружестве с режиссёром Геннадием Каюмовым. Он мой муж. И мы нашли форму взаимодействия, нам подходящую. Он сейчас снял игровой фильм. И я, когда посмотрела первоначальный монтаж, поняла, что всё, что главное в этом фильме и что будут смотреть женщины, он выбросил. Ему это не важно. Ему важны бои, как кони скачут, падают, переворачиваются, кровь хлещет, баталии. Всё очень героично. А то, что будут смотреть женщин… Это как "Война и мир": в детстве я читала только про любовь, остальное пролистывала, все мальчики читали только про войну, они пропускали про любовь. Так вот, я взяла его фильм и перемонтировала. Но самое главное, конечно, я протянула любовную линию, я протянула оценки героев между собой в сценах близких и интимных. Что это, как не женский взгляд? Муж посмотрел и как раз со мной согласился, сказал, что готов всё это оставить, потому что картина сразу стала глубже. И то же самое в документальном кино. Там есть жёсткие, острые социальные вещи. А мы режиссёры-документалисты, мы остро чувствуем время, я работаю в основном в контексте военно-популярного кино . И мы снимаем очень тяжёлые вещи, о которых надо говорить, чтобы раскрыть душу зрителя, чтобы он чувствовал в себе это переживание. Поэтому я обязательно ввожу очень лирическую линию, ведь душа человека многогранна, она любит и страдает. Но у мужчин сложно с выражением этого, поэтому я всегда им помогаю.
— Одна из недавних ваших работ — документальный фильм "Война. Женский род" (16+). Расскажите, что побудило вас к его созданию?
— Мне очень тяжело далась эта картина. Я, честно говоря, думала, что я вообще уйду из кинематографа до какого-то времени или даже совсем, потому что этот фильм для меня был очень личным. Это был фильм про меня, моих мать, бабку и прабабку — про весь наш женский род. Моя семья была в оккупации, и женщины моего рода подвергались жесточайшему насилию со стороны немцев. Моя двоюродная бабушка даже родила ребёнка от немца. Эта история была для меня страшна и тяжела, и я хотела об этом сказать. И поэтому у меня родился фильм "Война. Женский род". Он о роли женщины на войне. Потому что женщина не только в тылу — она воевала, она спасала, но какую женскую цену заплатила женщина за эту войну! Мы не знаем количество изнасилованных и убитых, мы не знаем количество женщин, которые умерли в концлагерях или после концлагерей от этих невыносимых условий. Мы не знаем, сколько женщин умерло в тылу после непосильных работ, потому что работали на износ. Мы ничего этого не знаем. Но мы знаем некоторые факты, сколько женщин было награждено званием Героя Советского Союза, сколько — за мужество, за отвагу. И, конечно, мне хотелось об этом сказать, потому что это история женщин моей семьи. И вот у нас родился фильм "Война. Женский род", он прошёл по телеэкранам, картина собрала много призов.
Мы нашли уникальный материал в Красногорском архиве кино- и фотодокументов. Огромное спасибо, что мне помогал весь архив. Очень часто документалисты ленятся и берут из ютуба. Мы брали кадры, которые никто никогда не показывал. Более того, мы брали бракованные кадры, с клеймом, с проколами, которые в то время не проходили отбор. Но сейчас это не брак — это уникальнейший материал. Тем более что есть технология, которая позволяет восстановить плёнку. И всё это вошло в наш фильм. И ещё я применила технологии, сделала многие кадры в цвете, а там раскрашивается по пикселям — оно не красит само. И это так потрясает! Понимаете, ещё в чём дело? Когда вдруг мы увидели в цвете эти женские лица и когда я увидела, что у них накрашены губы, у них серёжки в ушах, уложенные волосы и при этом грязные руки, потому что они ползут — я не могла поверить, я думала, постановка, а потом поняла, что нет. Они гибли. Жизнь медсестры на фронте была настолько короткой, и она выходила на этот бой, понимая, что он может быть её последнем. И она хотела предстать перед богом во всей своей красоте. Эти факты меня поразили и легли в основу фильма. И, конечно, в цвете это смотрится совершенно по-другому.
Кадр из документального фильма "Война. Женский род"
— На каких фильмах вы выросли?
— Я была как все советские ребёнки — очень любила советские фильмы. Причём в детстве, юности фильмы на военную тему я смотреть не могла. Мне было очень больно. Я посмотрела их в более поздний период. Но, конечно же, весь наш советский кинематограф — это великое искусство. Люди, которые снимали про войну и которые двигали наш кинематограф, они все пришли с войны. Либо дети, либо подранки войны. И вот эта боль в них была настолько острая, настолько сильная, и она позволила им настолько сильно и ярко высказаться в искусстве, что они, по сути дела, создали всё. Причём не только кинематограф, это ещё и живопись, и ваяние, и архитектура с наукой.
Знаете, у нас сейчас вышел фильм "Гилёв" (16+) о человеке очень героической судьбы. Режиссёром фильма был мой муж, я была настоящей боевой подругой, а мой младший сын, ему 11 лет, — участником фильма. Этот фильм участвовал в фестивале на Поклонной горе. И вот они вышли на сцену представлять фильм, рассказали о нём и его герое. И сын спустился в зал, сел потрясённый и говорит:
— Что же я речь-то не сказал… — А что бы ты сказал? — спрашиваю я. — Я бы им сказал: "Не смотрите американское кино. Смотрите советское!" — Молодец! А ты сам-то его смотрел? — Я — нет. А сказать надо было!
Но после этого он купил там же на Поклонной горе большой плакат "Родина-мать зовёт", прикрепил его к себе над кроватью и не разрешает снимать. И я думаю, всё-таки правильно мы парня воспитываем.
— Зачем людям в эпоху "быстрого" развлекательного контента смотреть документальные фильмы и погружаться в "тяжелые" темы?
— Знаете, мы все ищем ответы. Мы постоянно хотим понять, что нас ждёт в будущем. Мы постоянно пытаемся анализировать эпоху и время, рассмотреть поколение, которое было за нами и которое идёт впереди нас, молодое поколение. И это всё делает документальное кино. Это ответы на наши вопросы. Почему сейчас так важен кинематограф? Потому что мы пытаемся ответить на вопрос, что дальше, как мы будем дальше жить. Одна из моих следующих картин — это фильм тоже про женщин, которые ждут [своих героев из сражений]. И именно для того чтобы понять, что происходит и что нас ждёт в будущем, надо смотреть кино. Особенно документальное, оно особенно социально острое.
Фото: скриншоты проекта "ПРО КИНО" телеканала "Продвижение", а также предоставлены героиней публикации