Беседуем с музыкантом Олегом Судаковым, известным как Манагер, о феномене "Гражданской обороны", бессмертии Егора Летова и трансформации рок-музыки.
Сентябрь в Омске выдался очень музыкальным. В городе успело побывать множество гостей, а истинные ценители сибирского подпольного искусства с размахом отметили 60-летие омского панка Егора Летова. Мы тоже ярко пережили этот период, много говорили о музыканте с его друзьями и товарищами по цеху. Две недели эмоциональных и тёплых встреч обернулись почти 12 часами диктофонных записей, где омичи и гости города рассказывали о том, какой след в их жизни оставил лидер группы "Гражданская оборона".
Героем, завершающим цикл наших бесед, стал соратник Егора Летова, российский рок-музыкант, один их первых участников "ГО" — Олег Судаков, известный под псевдонимом Манагер.
Олег Судаков
Небольшая предыстория: своё прозвище он получил на новосибирском рок-фестивале, где впервые выступила группа Егора Летова. Сразу после концерта музыканты подверглись нападкам со стороны местных партийных активистов. На защиту группы встал человек, который представился её менеджером. Это и был Олег Судаков. С тех пор за ним закрепилось прозвище "Манагер". Затем он нескольких лет активно участвовал в деятельности "ГрОба", выступая в качестве вокалиста и участвуя в записях. Песни Манагера были записаны на "ГрОб Records" в рамках проектов "Анархия", "Армия Власова" и "Цыганята и я с Ильича". А в 1988 году вместе с Егором Летовым и Константином Рябиновым (Кузьма УО) создал проект "Коммунизм", который стал родоначальником уникального направления, позже известного как "коммунизм-арт". В этом году Олег Судаков стал одним из приглашённых на фестиваль "Летов. Омск". Он провёл несколько встреч и выступил с акустическим сетом перед омичами.
— Давайте поговорим о фестивале "Летов. Омск". Расскажите, как к вам поступило предложение принять в нём участие, и поделитесь, как, на ваш взгляд, всё прошло.
— Моя знакомая пригласила меня на фестиваль в конце августа. Изначально я должен был сыграть небольшой акустический сет, но затем координаторы перенесли моё выступление в Концертный зал. Там я играл на акустической гитаре, в то время как остальные участники выступали с электрическими инструментами. Организаторы нервничали, так как это был их первый фестиваль. Они предполагали, что зал будет заполнен примерно на две трети, но он оказался почти полным.
Мы с Егором были давними друзьями, и я всё ещё продолжаю считать его своим другом. У меня нет ощущения, что он покинул этот мир окончательно. Я верю, что его душа или хотя бы часть его внутреннего мира продолжают существовать. Поэтому для меня он всё ещё почти живой, хотя я не могу его видеть. Я решил выступить на его юбилее, потому что был одним из немногих, кто знал его и тесно общался с ним ещё до того, как появилась "ГО".
— Вы не каждый год бываете в нашем городе, но всё же провели в нём определённую часть своей жизни. Замечаете ли вы изменения, которые происходят в Омске, когда приезжаете сюда?
— Я прожил в Омске с 1978 по 1998 год, то есть почти 20 лет. Это немалый срок, можно сказать, треть жизни, а если учитывать сознательную часть, то и половина. Конечно, я замечаю, как меняется город, особенно Левобережье. Здесь появилось много новых микрорайонов, торговых центров и магазинов. В центре города также произошли изменения. Отреставрировали некоторые здания, особенно в районе, где раньше стоял острог. Сейчас там стало хорошо.
— Как вы считаете, если бы вы остались в "Гражданской обороне" и не вернулись в Новосибирск, ваша жизнь сложилась бы иначе?
— Меня часто спрашивают, почему я уехал из Омска. На это у меня есть простой ответ: я встретил свою любовь и вернулся в Новосибирск, где родился. Это был романтический выбор. Я очень рад этому и ни о чём не жалею. Вчера, когда я поднимался по лестнице, мне в голову пришла мысль. Я подумал, что если бы не встретил свою жену, то не было бы и моей восьмилетней внучки. И это, конечно, ужасно для меня. Моя судьба сильно изменилась, точнее, мой взгляд на реальность. Я стал многое замечать из того, чего раньше не видел вообще.
Если бы я остался в группе "ГО", то не думаю, что это продлилось бы дольше 1990 года. Проблема была в том, что Егор был занят игрой на барабанах, и нам постоянно не хватало музыкантов. Я как бы был шоуменом по большому счёту. Потом появились гитарист Игорь (Джеф) Жевтун, барабанщик Аркадий Климкин и басист Игорь Староватов — состав устоялся. А второй вокалист, при том, что песни сочинялись не вместе, остался не совсем у дел. То есть не тот момент, не та, наверное, ситуация. Я бы всё равно в "ГО" не уместился. На гитаре я играл тогда совсем плохо, то есть даже ритм бы, наверное, не держал. Я ушёл вовремя.
— Мне кажется, в жизни всё случается вовремя, просто мы не всегда сразу понимаем, зачем это нужно. Осознание приходит лишь спустя несколько лет.
— У меня взгляд немножко менее оптимистичный, поэтому я считаю, что не всё содеянное лично в моей жизни привело к хорошему. От многого я потом избавлялся и вынужден был исправлять, так сказать, ошибки. Но есть и то, что дарит мне совершенно позитивный и радостный настрой, а также гармонию и совершенство в душе. Моя семья украсила мою жизнь, и я достаточно изменился. Ну и ещё ряд разных событий тоже помог.
Мне кажется, что самое важное — это насколько человек стремится к совершенству. Если у него есть свои правила или кодекс внутренней чести, и это происходит естественно, то он не просто хочет казаться лучше, а действительно становится таким. Например, если человек любит свет, добрые отношения и интересные ситуации, он будет стремиться погрузиться в эту атмосферу. В результате он станет добрым, светлым и интересным человеком, с ним всегда будет увлекательно общаться, потому что он будет видеть мир именно таким.
— Что касается изменений, то мне стало интересно, каким был Олег Судаков 40 лет назад и какой он сейчас?
— Ну был я достаточно вздорным, горячим и таким неуступчивым даже там, где не стоило. Был я несколько депрессивным, впадал в отчаяние, в тоску, раздражался и очень долго из этого выходил. Я не сразу и не совсем правильно оценил ситуацию, которая меня не устраивала. Раньше у меня был не самый открытый взгляд на мир.
Возможно, я был немного скуповат. Сейчас я стал более щедрым. Кроме того, я стал более аккуратным и вежливым. В интеллектуальном плане я открыл для себя множество новых явлений, включая религиозные, философские и даже правовые аспекты, особенно когда речь заходит о России и СССР. Я стал более умным и теперь могу более связно выражать свою позицию.
Эти изменения естественны для любого человека, который за 40 лет проходит долгий путь. Ошибки — это то, что помогает нам расти и развиваться. После 50 лет у меня начался цикл такого "высветления" Манагера, что называется. И вот сейчас у нас дома очень много шуток, веселья, юмора. Просто так, потому что так лучше. И восприятие реальности, даже каких-то болезней или утрат тоже максимально безболезненно проходит.
— Давайте представим себе такую ситуацию: если бы у вас была возможность вернуться в прошлое и изменить один из самых важных моментов в жизни, что бы это было?
— Сложно судить, потому что не всё зависело от меня. Но возможно, первое, что мне пришло на ум, то, что в четвёртом классе я в музыкальной школе начал учиться играть на баяне. Но через три или четыре месяца я это дело бросил. И вот этот момент, возможно, мне мешал всю жизнь. Мне потребовалось много времени, чтобы освоить игру на гитаре. Также я долго занимался постановкой голоса, хотя и не считаю его профессиональным. Я понял, что музыка — это ритмическая основа, на которой строится реальность. Если бы я смог интуитивно почувствовать эту ритмическую основу с детства, мне было бы легче воспринимать реальность во всех её проявлениях.
В остальном, я не думаю, что можно было бы улучшить мою жизнь. Вспомнить хотя бы, как в 1983 году я впервые попал в КГБ. Я мог бы избежать этого, но тогда я был бы совсем другим человеком. И не факт, что к своим 62 годам я был бы более интересным или, скажем так, более довольным. Возможно, я бы выбрал другой путь.
— Когда вы приезжали в Омск на фестиваль, рассказывали, что в "Гражданской обороне" вы выполняли три роли и целый час были менеджером группы. Почему вы не продолжили карьеру именно в качестве управленца?
— Менеджер — это скорее директор группы. Обычно директор дистанцируется от музыкантов, потому что работа очень сложная. Нужно не только купить билеты и устроить концерт, но и следить за музыкантами, чтобы они были в хорошей форме.
Творческие люди не всегда хорошо справляются с ролью директора и артиста. В то время не было речи о создании постоянной группы, и в концертах участвовали по приглашению. Регулярные выступления начались в 1994 году, когда к группе пришла популярность. Вот тогда "ГО" понадобился директор.
— Всё-таки почему Манагер, а не Менеджер? Я спрашивала у многих, и мне рассказывали разные версии. Хотелось бы услышать от вас правильный ответ.
— В каждой стране есть свой сленг. Если открыть словарь английского языка, то можно увидеть, что многие слова имеют разные значения в зависимости от среды: бандиты, наркоманы, программисты — у всех этих людей одно и то же слово может означать совершенно разные вещи. Кроме того, они могут быть искажены или сокращены. Это происходило и в СССР.
В России не так много людей могли свободно говорить по-английски, хотя и были способны читать на этом языке. Помню, даже Егор, который неплохо переводил, не всегда мог правильно выразить свои мысли на английском. Но тем не менее язык он знал и использовал его с иронией. Поэтому он заменил слово "менеджер" на "манагер", это равносильно тому, если бы я по-русски сказал не "директор", а "дрэктор". Это был специфический оттенок панк-рока и какого-то своего языка. Он хотел, чтобы общение было неофициальным и не выглядело слишком красиво. В той среде, если сказать "Здравствуй, дорогой друг", тебя бы в ответ спросили: "Ты чё, очумел?" И каким-то невероятным образом эта форма, этот творческий псевдоним, прилипла ко мне. Постепенно это стало моим вторым именем, и я уже откликался на него.
Егор тоже придумал себе творческий псевдоним. Его настоящее имя — Игорь. Я тоже придумывал себе несколько красивых псевдонимов: Доминик, Анархип, но ничего не помогало, и я остался Манагером.
— Вы уже 40 лет выступаете на сцене и наблюдаете за тем, как меняется музыка, как развиваются музыканты и появляются новые стили. Можете ли вы сказать, чем отличается панк-сцена 80-90-х годов от современной?
— В то время на панк-сцене не было единодушия. Например, в конце 80-х — начале 90-х панк-музыка в СССР и России сильно отличалась от того, что мы слышим сегодня. Одной из главных причин этого, вероятно, была советская реальность, которая не способствовала получению больших денег. Может быть, иногда квартирники или полуподпольные концерты приносили какие-то деньги, но официально играли только на фестивалях или других мероприятиях. Из-за этого многие группы играли от души, не стремясь к коммерческому успеху.
В то же время были и группы, которые можно отнести как к андеграунду, так и к панк-року. Их песни были простыми и не содержали ничего сложного. Но их подход, отношение к жизни, а также энергия и остроумие делали их очень мощными.
Песни "ГО" и Янки [Дягилевой] слушали как тогда, так и сейчас. Может быть, сейчас некоторые слова о жертвах перестройки и не применимы, но большая часть песен и смыслов остаются понятными и по-прежнему будоражат. Многие музыканты, особенно представители панк-движения, стали более простыми в своих взглядах. Их песни — о том, как подрались с полицейскими, как они выпили с какой-нибудь девушкой или разбили машину. Мы же не пели о таких вещах, потому что они всегда казались нам смешными и бессмысленными. Но для кого-то это стало основой для творчества.
— Вы сказали, что не очень любите фестивали, но при этом у вас есть выступления и в небольших залах, и на крупных концертных площадках. Какая атмосфера вам больше нравится на концерте: когда вы можете пообщаться с публикой один на один или когда перед вами огромный зал?
— Я люблю больше выступать с электрогитарами, чем с акустикой. Дело в том, что изначально рок-музыка была связана с электричеством, и музыканты играли на таких инструментах. Поэтому когда в зале собирается от 500 до 3000 человек, это кажется естественным. Особенно когда тебе дают достаточно много времени, примерно 30-40 минут. Не так много, чтобы успеть всё сделать, но чтобы ты мог раскрыться. Я вспоминаю, как мы с группой "Коммунизм" в 2016 году играли в Москве на фестивале "Боль". В зале было несколько тысяч человек. Это было ощущение чего-то эпичного, когда столько людей собирается на твоё выступление.
На сольный концерт приходит не так много людей. Билеты покупают те, кому нравится то, что вы делаете, и это самая большая награда. На фестивале же публика состоит из поклонников разных групп. Они хлопают и радуются, потому что любят музыку разных исполнителей.
Хотя я и нечасто выступаю с акустической гитарой, но в небольших залах, где можно увидеть лица людей и почувствовать их реакцию, атмосфера совершенно особая. Здесь всё кажется более естественным, можно говорить и общаться с публикой, и поэтому в таких местах больше тепла.
— Вы скучаете по временам, когда рок был контркультурным явлением?
— Моё понимание жизни показывает, что влияние рока на жизнь людей не так велико, как об этом часто говорят, пишут или рассуждают.
Чаще всего я сравниваю двух музыкантов — Егора Летова из "Гражданской обороны" и Вадима Кузьмина, известного как "Чёрный Лукич". Они очень не похожи друг на друга, и каждый из них по-своему уникален. Нет другого музыканта, который написал бы столько нежных, трепетных, прекрасных и светлых песен, как Вадим. И нет другого человека, который бы так мощно, протестно и широко раскрыл взгляд на реальность, одновременно обнажив её дикое начало, как Егор.
Рок всегда стремился что-то изменить в человеке, а точнее — провести внутреннюю инициацию. Он требовал отказаться от старого и приобрести новое, что сделает человека сильнее, умнее и значительнее в любых обстоятельствах. Однако лишь немногие действительно подвергались этому.
— Вы говорите, что до сих пор ощущаете присутствие Егора Летова, словно он не ушёл, а просто где-то рядом. В ваших воспоминаниях вы явно ностальгируете по тем временам. Какое самое яркое и, возможно, забавное воспоминание у вас осталось о нём?
— Я не только о Егоре так думаю. У меня есть представление о свете, где находятся бессмертные души. Это место, где царит свет и счастье. Поэтому мои родственники, Егор, Кузьма, Янка, Дима Лукич, и многие другие люди — для меня они не мертвы. Я считаю, что они живут где-то, например, в Монтевидео (столица Уругвая — прим. ред.), куда я никогда не доберусь.
А воспоминания живут со мной. Я могу вспомнить, как мы спорили, как он смеялся надо мной, как мы лежали в снегу. Я помню, как однажды набезобразничал, перепил, испачкался и пришёл к нему домой в шубе совершенно грязным. Они подняли меня на смех. Всё это было естественно, это было частью нашей жизни. Вспоминаю наше время: как он был задумчив, как мы ругались, как он со мной прощался, когда КГБ давило. Я неслучайно говорю, что Егор был мне другом. Нет такого яркого воспоминания, которое было бы связано только с одним человеком. Возможно, такое бывает с товарищами, но не с друзьями. Пока мы были вместе, всё было нашим. Всё было одновременно и забавным, и радостным, и грустным, и счастливым, и прекрасным, и поучительным.
Помню, как мы лежали в снегу в районе Чкаловска, в лесочке. Было часов девять вечера, и мы смотрели на звёзды и размышляли о мирах, которые могут быть там, над нами. Мы лежали минут двадцать, а звёзды были такими яркими и светлыми, а нам было тепло. И там что-то мы спорили, рассказывали свои истории. Момент и забавный, и красивый, и простой.
Иногда он хотел меня немного растормошить, сделать более открытым. Он спрашивал: "Почему зимой нужно идти только по дорожке? А если с разбегу плюхнуться в сугроб?" И он прыгал в сугроб, падая на спину. Конечно, я тоже прыгал вслед за ним.
— У нас в городе есть локальный мем, который звучит так: "Не пытайтесь покинуть Омск". Как вы думаете, имеет ли он под собой реальную основу?
— Мне трудно его оспорить, ведь что такое 1978-1998 годы? Это две яркие стороны: СССР с одного края, а Россия — с другого.
Можно сказать, что мне довелось жить в двух разных странах, наблюдать за крахом одной и зарождением новой. Это были не только годы учёбы в школе и институте, но и множество событий после: поездки, знакомство с рокерами, а также так называемый "русский прорыв", гражданский брак. Всё это происходило, когда я жил в Омске. Этот город стал для меня целой жизнью. Как я могу забыть о нём? Омск — мой родной дом, и когда я нахожусь в Новосибирске и упоминаю его, то всегда говорю: "У нас в Омске". Невозможно покинуть Омск, он навсегда остался в моём сердце.
— И последний вопрос: если человек захочет познакомиться с творчеством "Гражданской обороны", с чего ему стоит начать? Можете ли вы порекомендовать три песни, которые бы точно не спугнули заинтересованного слушателя?
— Я бы выбрал больше, например: "Офелия" или "Вечная весна в одиночной камере". Обязательно в этот список нужно включить что-то из раннего творчества, например "Убей в себе государство" или "Кайф или больше". Ну и чтобы оценить экстремальный взгляд Егора на всё: "Солдатами не рождаются" или "Тошнота".
У Егора есть как минимум 25 песен, в которых ты вращаешься. Некоторые вызывали у публики недоумение. Например, новосибирцы не могли понять, как можно так петь, сочинять и мыслить. Как это — "кайф или больше"? Ведь многие считали, что больше кайфа ничего не бывает. Как можно стрелять сквозь дыру в голове, когда ты мёртв? Все эти парадоксальные и порой отталкивающие образы вызывали шок. Ведь они так не сочиняли, не думали и не видели это в каком-то смысле. Ну, наверное, когда Владимир Маяковский или Александр Введенский первый раз представляли публике свою поэзию, все тоже ёжились.
Фото: архив "Омск Здесь", иллюстрации из книги Алексея Коблова "Егор Летов. Моя оборона"