Орис Брут: «Рубим, не даем расти, болеем и умираем в Омске от канцерогенов из вонючего воздуха. Почему?»
Очень надеюсь, что в наступающем году мы сможем кардинально изменить подход к вопросам озеленения города. Иначе через 10 лет мы просто задохнемся.
Это, наверное, самый важный текст уходящего года.
Возможно, он будет непривычно большой. Через него нужно будет продираться. Но я все же надеюсь, что вы дочитаете.
Речь пойдет про наш с вами город. Про то, почему мы задыхаемся, и про то, что почему настоящих позитивных тенденций попросту нет.
Выполнение задачи нацпрограммы «Чистый воздух» по снижению выбросов промышленных предприятий на 20% не гарантирует того, что воздух над Омском будет соответствовать санитарным нормам. И, если принять во внимание, что некоторые организации типа ОЗТУ (сажевый завод), похоже, не очень-то хотят выполнять условия нацпрограммы, что экономическая модель обогащения ТГК-11 обратно пропорциональна чистым технологиям, то все вообще грустно.
Однако не только от предприятий зависит то, чем дышат люди. Некоторое время назад меня заинтересовала постоянно всплывающий в моем окружении тезис «раньше так не пахло».
А ведь действительно! Раньше мы либо не придавали значения тому, чем дышим, либо… действительно меньше пахло. Даже по моим личным воспоминаниям… В 1997 году я переехал из Красноярска. Омск действительно воспринимался как город-сад, отличительными чертами которого были чистый воздух и зелень. Да — зелень!
Вспоминаю парк «Зеленый остров» и мое ощущение путешествия через почти настоящий лес по дороге к яхт-клубу, в котором я тогда занимался.
А сейчас? Вы были на «Зеленом острове» в нынешнем году? Да? Есть ощущения близости с природой? В Омске за четверть века, что я тут живу, стало значительно меньше деревьев. Это легко подтвердить архивными фотографиями. В 1997 году здание администрации города не было видно из-за закрывавших его ветвей. Как и многие дома на центральных улицах, да и по всему городу. А что сейчас? Каждый из нас может выйти и посмотреть на голые фасады и дворы с покосившимися обрубками тополей.
При этом с 1997 года в городе стало намного, как минимум — на порядок, больше машин. Сейчас автомобиль — не роскошь, а средство передвижения. Такси в среднем стоит 200 рублей, что делает его очень доступным.
Так что, кроме личных машин, на улицы хлынуло еще и множество такси.
То есть накладываются друг на друга две тенденции: деградация лесного фонда и увеличение нагрузки на воздух от выхлопов автотранспорта. Эти две кривые пересеклись в точке, критической для качества воздуха, примерно в 2016-17 годах. Увеличение количества дней НМУ *1 только усугубляет ситуацию.
И тут нужно понимать, что все, что происходит в городе, — следствие деятельности человека. И никого больше. Глупо надеяться, что город, как живой организм, сам себя защитит и сам отрастит себе деревья. Без человеческого участия если что-то и растет, то не там, где мы хотим, а там, куда упали семена. Из-за этого, кстати, в отчетах городских служб так много работ по «сносу поросли».
Рубим, не даем расти, хотя человек в городе без деревьев начинает болеть и раньше времени умирать от системных заболеваний, развивающихся на фоне постоянного воздействия канцерогенов из воздуха.
Деревья в городе выполняют три крайне важные функции:
1) Фотосинтез — процесс преобразования диоксида углерода в кислород. Думаю, все понимают его важность.
2) Естественный барьер для появления и движения пылевых бурь*2.
Если кто-то думает, что пылевые бури не страшны, то вот вам факт. Омский завод технического углерода (сажа, из которой делают все шины на авто) в сертификате о качестве своего продукта пишет, что тот имеет 2В класс канцерогенности. То есть доказанна прямая корреляция между воздействием технического углерода на подопытных животных и появления у них новообразований в легких. А машин на улицах стало на порядок больше, чем 25 лет назад, и все они ездят по асфальту, который имеет большую плотность, чем шины. Соответственно, резина истирается, и этот самый техуглерод (2В класс канцерогенности) превращается в уличную пыль. Если даже забыть про сам завод, производящий эту сажу, и про завод, производящий шины, про золу от дешевого и грязного угля, то загрязнение воздуха мелкодисперсными твердыми частицами все равно оказывается колоссальным. А с учетом заводов — так и подавно.
3) Создание тени — важное свойство деревьев, о котором почему-то совсем не говорят.
Омск занимает площадь в 573 квадратных километра, значительная часть которой имеет асфальтовое покрытие — улицы, тротуары, парковки, площади, проезды… При этом Омск — один из самых солнечных городов в России. Вы видели, как плавится летом асфальт? Помните этот запах? Это разогретые углеводороды испаряются в атмосферу.
А теперь оглянитесь вокруг себя. Как много пластика и других искусственных материалов вы увидите? Да практически все, что нас окружает! Окна, вывески, элементы декора, детали на остановках, оплетка проводов на столбах, плоские кровли, залитые гудроном… Все это в жару, нагреваясь на солнце до 50 и выше градусов, плавится и в той или иной степени выделяет в атмосферу вредные вещества. Решить эту проблему можно за счет тени от деревьев.
Более того. По разным данным, деревья в городе понижают среднюю летнюю температуру в наших широтах примерно на градус-два. А это очень много! В «зеленом» городе прохладнее. А исчезли деревья — повысилась средняя температура, и весь асфальт и пластик в городе превращается в маленькие «выхлопные трубы»… Так что значение деревьев в городе трудно переоценить. Причем важно не только количеством деревьев, но и их месторасположение.
И тут возникает вопрос: а что у нас с этим самым «древесным фондом»? Сколько рубят? Сколько высаживают? «Город лысеет» — это правда или только кажется? Насколько я понимаю, не существует единого документа, в котором учитываются все деревья, растущие в городе. Его просто не существует или он не актуален.
Не существует и единого источника информации об изменениях количества деревьев по тем или иным причинам.
При этом можно выделить как минимум четыре источника уменьшения числа деревьев в городе:
1) Естественный. Деревья умирают от возраста, от ветра и прочих естественных факторов. В среднем тополя в городе живут до 60-80 лет. Примерно столько — ива. Клены, вязы, яблони — чуть дольше, но агрессивная городская среда значительно укорачивает срок их жизни. Не зря снесенная недавно столетняя ива у «Водоканала» или ее ровесница, еще живая яблоня у Краеведческого музея — настоящие городские достопримечательности. А с учетом, что Омск активно озеленяли в 60-70 годах, причем высаживали в первую очередь тополя, можно прогнозировать, что скоро погибнут от старости практически все деревья в «старых» микрорайонах города.
2) «Черные» вырубки. Если дерево стоит на частной, закрытой территории, обычно никто особо не парится, и просто сносит его, как говорится, «в черную». Есть тому множество примеров. Доказывает это и полное отсутствие заявок о сносе деревьев на закрытых территориях в «зеленую» комиссию (комиссию по сносу, обрезке и восстановлению деревьев) при администрации города. Сколько срублено деревьев на приусадебных участках в частном секторе, на территории предприятий, не знает никто.
3) Снос или кронирование деревьев на придомовых территориях, проводимые «управляшками». Эти виды работ согласовываются на комиссиях в окружных администрациях. Открытых данных о количестве снесенных «управляшками» деревьев нет, но точно известно, что за снос деревьев, растущих ближе 5 метров от стены дома, им не нужно делать компенсационные посадки. Если же срубленное дерево росло дальше — нужно высаживать три саженца «крупномера».
4) Решения «зеленой» комиссии при администрации города. Это — единственный орган, дающий хоть какой-то доступ к информации. Ее заседания проходят раз в месяц, заявителями выступают коммерческие и бюджетные организации.
Я взял данные за 2022 год, правда, без декабря, потому как на момент написания статьи декабрьское заседание еще не состоялось. Оговорюсь также, что я убрал из общей статистики вырубку и компенсацию в зоне «Авангард», так как это — разовая история, повторения которой не будет и до нынешнего года таких же масштабных проектов не было.
Но даже без «Авангарда» городская комиссия (без окружных, ЖКХ и прочего) дала разрешения на:
1) вырубку деревьев с последующей компенсацией — 1498 штук;
2) кронированиеобрезку деревьев (выполняется без компенсации и, как правило, приводит либо к смерти дерева, так как за спилами у нас не ухаживают, либо к резкому снижению эффективности дерева с точки зрения выполнения тех трех функций, о которых шла речь выше) (Фото пня тополя после кронирования) — 12 975 деревьев;
3) Снос деревьев без компенсации по 45-му решению Омского городского Совета (если заявитель вырубки — участник бюджетного финансирования из бюджетов любого уровня, тут подразумевается, что дальше по муниципальному заказу высадят деревья, причем и за муниципальные предприятия, и за региональный, и за федеральный бюджет… откуда такая расточительность, непонятно) — 11013 деревьев.
Итого: без малого двадцать четыре тысячи деревьев, которые в этом году перестали выполнять свои функции по защите городского воздуха, причем их уничтожение НЕ КОМПЕНСИРУЕТСЯ законодательно. И только полторы тысячи деревьев срублено при условии обязательной компенсации.
Теперь обратимся к данным из поста мэра Сергея Николаевича Шелеста, в котором он пишет об озеленении города.
Муниципальное задание 2022 года — 3 045 дерева.
Высажено в городских парках — 572 дерева.
Компенсационных посадок из расчета 1 к 3 — 2 444 дерева.
По федеральному проекту «Жилье и городская среда» — 391 дерево.
Высадили волонтеры — 2 394 дерева. (Отличный пример! Волонтеры, такие, как Галина Смирнова, своими силами делают объем работ, сравнимый с муниципальным заказом!)
Управляющие компании и иные организации в административных округах — 5 721 дерево. (Это — компенсация за деревья, снесённые на придомовых территориях, которые не отражаются в протоколах «зеленой» комиссии. Тут эта цифра — для чистоты цитирования и для понимания соотношения цифр).
Итого мы получаем, что из четырнадцати тысяч высаженных деревьев:
— две тысячи четыреста — работа волонтеров, а они могут быть, а могут и не быть;
— пять тысяч семьсот — компенсация за вырубки, не учтенные в протоколах «зеленой» комиссии.
Другими словами, в этом году взамен двадцати с половиной тысяч деревьев, переставших выполнять свои функции (двенадцать с половиной тысяч снесены, остальные — покалечены) мы получаем лишь шесть тысяч шестьсот саженцев крупномеров. Если верить статистике с сайта администрации, то выживет из них 84%.
Остается пять с половиной тысяч деревьев, а с учетом пятилетнего горизонта наблюдений цифра снизится до четырех тысяч.
5500 (а то и вообще — 4000) деревьев в будущем вместо 25500 сегодня!
И так — каждый год.
Вы думаете, что это — все? Нет. Еще в этом году снесли 19Га поросли клена, тополя, ивы, вяза, яблони, вишни, кизила, шиповника… 19 гектар! К слову, весь парк 300-летия Омска — это 46 гектар… ну, просто для сравнения.
А теперь стоит снова возвратиться к вопросу: куда девались деревья из моего детства? Вот туда и девались. Снесены.
20 тысяч потерь по решению городской «зеленой» комиссии в год. Плюс, по моим оценкам, еще минимум 4-5 тысяч — с придомовых территорий (те, что ближе 5 метров к дому и не подлежат компенсации — читайте про скандал по поводу срубленной в Амуре ели). Ну, и никак не задокументированная вырубка на закрытых территориях — еще тысяча минимум.
Теперь обратимся к докладу мера города Сергея Николаевича Шелеста на экспертном совете по вопросам экологии при губернаторе Омской области. Там он говорил, что в городе сейчас около 3 миллионов деревьев (это со всеми парками и лесами вокруг города).
И о том, что основные посадки в городе были примерно 60-70 лет назад.
А дальше напрашивается достаточно неутешительный вывод. В течение ближайших 10 лет в Омске погибнет до миллиона деревьев. Примерно двести пятьдесят тысяч — из-за 45-го решения городского Совета и около восьмисот тысяч — от старости. Причем, что важно, это — деревья, растущие по большей части вдоль улиц и на территориях бюджетных учреждений, затеняющие дома и асфальт, то есть максимально работающие.
Останутся парки, так как засаживались они позже, да и какое-никакое возобновление в них идет. Останутся более молодые деревья в микрорайонах Левобережья, так как те застраивались и засаживались тоже позже 70-х годов. При всем при этом нагрузка от выбросов автотранспорта будет расти с каждым годом. А будет высажено и приживется, в лучшем случае, сто-сто двадцать тысяч деревьев за 10 лет.
Какие у нас с вами есть варианты?
Прежде всего, нужно понимать, что город — это не нечто гомогенное. В каждом дворе — свои запахи и свои факторы влияния на воздух. Поэтому сначала нам нужно создать карту древесного фонда города. Просто для того, чтобы понимать, где и сколько деревьев в городе есть и когда их надо будет заменять.
Далее. В работе «зеленой» комиссии нужно взять обязательным критерием к рассмотрению при оценке заявок возможность пересадки деревьев. Пример — застройщик «Эталон», которому разрешили снести 390 берез. Да, «Эталон» заплатит за них кучу денег, на эти деньги муниципалитет высадит три саженца (которые еще могут и не прижиться). А ведь часть берез, попавших в зону застройки, совсем молодые, высотой до трех метров. Можно было пересадить их и получить сразу полноценные деревья.
И, что самое важное, основываясь на интерактивной карте лесного каркаса города и разработанной модели движения воздушных потоков, нужно увеличивать интенсивность посадок деревьев, причем увеличивать в разы.
По подсчетам знакомых специалистов, чтобы выйти из этого кризиса и вернуть качество воздуха к более или менее приемлемым показателям, нужно высаживать по двести тысяч деревьев в год. Не шесть и даже не четырнадцать, а двести тысяч, так как разрыв между цифрами вырубок и посадок существует очень давно. Как минимум — два десятилетия, а то и больше.
Очень надеюсь, что в наступающем году мы сможем кардинально изменить подход к вопросам озеленения Омска. Иначе через 10 лет мы просто задохнемся.
————————————————————————-
*1. (Неблагоприятные метеоусловия, штиль, при котором все выбросы остаются в приземном слое и не выветриваются).
*2 (Содержащих мелкодисперсную пыль, сажу, угольную золу).